– Это не важно. – Богданов обогнул стол. – Смерть откладывается, вот что вам нужно понимать на данный момент. Остальное придет позже.
– Но моя записка. Эти люди…
Богданов взял со стола записку. «Я окружен. Живым в руки врагов партии не сдамся. Умру, но не сдамся», – прочитал Богданов и взглянул на Горуню. «Так вот какова цена за сотрудничество, – подумал он. – Хотел перед смертью обелить свое имя, до конца остаться истинным сталинистом».
– Осуждаете меня? – Вопрос Тодорова-Горуни прозвучал неожиданно.
– Осуждаю? Вас? – Богданов улыбнулся печальной улыбкой. – Нет, Иван, мне вас жаль. Такое героическое прошлое и такой бесславный конец.
– Конец действительно бесславный. И для него, и для вас, товарищ майор.
Богданов вздрогнул, голос шел от дверей гостиной. Он медленно повернулся, в дверях стоял Мирчо Спасов, а за ним больше двух дюжин солдат.
– Зачем вы пришли сюда, майор? Зачем полезли во внутренние дела другого государства? – едким голосом произнес Спасов. – Или вам мало того, что вы защищаете свою страну?
– Вы знали, – Богданов медленно отошел от стола. – Все это время вы ждали, пока агенты ЦРУ сделают грязную работу за вас. Вот почему они не таились, вот почему не прятались и не охраняли дом. Вы делали это за них.
Спасов улыбнулся, аккуратно прикрыл дверь и, понизив голос до шепота, произнес:
– Вы весьма догадливы, майор. У нас была договоренность, обоюдовыгодное соглашение. Я позволяю им забрать списки агентов и удаляю из записей допросов любое упоминание о западной разведке. Они же устраняют досадную помеху, способную навредить моей карьере.
– Почему вы не сделали этого сами? Почему не убрали за собой? – Богданов смотрел прямо в глаза Мирчо Спасова, игнорируя направленный в грудь пистолет. – Я догадался: вы боялись. Один на один с Горуней вы могли не справиться. Он мог отказаться писать предсмертную записку, а при своих людях вы не могли заставить его сделать это. Но почему не забрать его в тюрьму как Анева, как Крыстева? Что такого он знает о вас лично, что вы побоялись везти его в казематы ДС?
– В тысяча девятьсот сорок девятом, во время процесса над Трайчо Костовым, Мирчо Спасов подозревался в связях с немецкой агентурой, – заговорил вдруг Тодоров-Горуня. – Обвинениям тогда не дали ход, так как не хотели отвлекать внимание от главного процесса, ведь Спасов выступал главной обвинительной фигурой. Потом дело утряслось, но если бы я рассказал, что Спасов знал о том, что в организации переворота задействована служба американской разведки, кто бы поверил ему? Кто поверил бы, что он снова непричастен и не завербован агентами ЦРУ? Дважды такое обвинение случайным не посчитают. Особенно после недавних проколов с трудовыми лагерями в Ловечской области.
– Это всего лишь слова, – сияя доброжелательной улыбкой, проговорил Спасов. Он еще улыбался, когда резким движением перевел дуло пистолета с Богданова на Тодорова-Горуню и нажал на спусковой крючок.
– Зачем? – закричал Богданов и бросился на Спасова.
Богданову удалось выхватить пистолет из рук Спасова. Заместитель председателя ДС с жалобным стоном упал на колени.
– Не надо, майор, не делай этого, – дрожащим голосом взмолился Спасов.
«Убить гниду. Уничтожить, чтобы не пачкала землю, – мысль сверлила мозг, гнев затмевал разум. – Избавиться от этой падали раз и навсегда!» Богданов приставил пистолет ко лбу Спасова, тот заскулил и зажмурил глаза. И тут в голове майора зазвучали слова подполковника Старцева про яйцо и скорлупу. «Вопрос в том, так ли ты голоден!» – голос Старцева звучал, как наяву. Богданов представил, как тело Мирчо Спасова падает к его ногам, как кровь из раны течет на черные ботинки. Вот она – долгожданная минута. Враг повержен и что же он чувствует? Только брезгливость, и больше ничего. «Настолько ли ты голоден, майор, чтобы ради удовлетворения сиюминутной жажды мести пожертвовать репутацией страны?» Задав себе этот вопрос, Богданов больше не сомневался. Он убрал пистолет от головы Спасова и отступил на шаг.
В этот момент в доме погас свет, послышался звук бьющегося стекла, и в комнату, через разбитое окно, влетела дымовая шашка. Не думая о том, что делает, Богданов схватил со стола предсмертную записку Горуни и выпрыгнул в окно. Через минуту он был у машин. Позади неслись крики и выстрелы, но Богданов не обращал на это внимания.
– Все на месте? – спросил он распахнувшего дверцу машины капитана Дубко.