– На месте, командир, одного тебя ждали, – ответил Дубко.
– Кто вырубил свет и бросил «РДГ»?
– Свет – Еремин, а с ручной дымовой гранатой это Петров постарался. Поехали, командир, пока они не спохватились.
До причала доехали за полтора часа, выжав из автомобилей все, что было можно. Мирчо Спасов не стал снаряжать погоню, и это было большой удачей. На причале их уже ждали. Аккуратный сине-черный буксир покачивался на волнах, Терко и Кульпа скидывали с кнехтов швартовы. Бросив машины прямо у причала, вся команда влетела на буксир.
– Отчаливаем, капитан, – скомандовал Богданов хозяину буксира Тото.
– А машины? – поинтересовался бережливый Тото.
– Они достанутся вам в качестве платы за труды, – заявил Иван Петров. – Можете распоряжаться ими на свое усмотрение.
Тото удовлетворенно крякнул, велел всем отправляться в кубрик, а сам ушел в рубку. Буксир издал долгий призывный гудок и отошел от причала.
– Двадцать второго апреля был обнародован факт задержания начальника отдела Министерства иностранных дел НРБ, Цоло Крыстева, и командующего гарнизоном Софии генерала Болгарской народной армии Цвятко Анева. Задержание произведено по всем законам Народной Республики Болгария, обвинения предъявлены, о чем средства массовой информации будут оповещены дополнительно. Также информационная служба коммунистической партии спешит опровергнуть слухи о таинственной причине смерти члена ЦК БКП, заместителя министра иностранных дел Ивана Тодорова-Горуни. С прискорбием сообщаем: в последние недели жизни Иван Тодоров-Горуня находился на грани нервного срыва, напряженная работа сказалась на его эмоциональном состоянии, ввиду чего восьмого апреля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Иван Тодоров-Горуня покончил жизнь самоубийством, совершив выстрел в висок из именного оружия, подаренного ему в благодарность за верную службу Отечеству. В комнате, где произошла трагедия, родственниками Ивана Тодорова-Горуни была найдена предсмертная записка. Иван Тодоров-Горуня прошел долгий путь от члена Рабочего молодежного союза, до…
Подполковник Старцев отложил в сторону газету, полученную утром из дипломатических источников. Поднял глаза на майора Богданова, которого пригласил на беседу, первую после возвращения спецподразделения «Дон» из Болгарии.
– И ни слова об остальном, – произнес подполковник. – Никакой попытки переворота, никаких упоминаний о вмешательстве американских спецслужб во внутренние дела европейского государства. Печально.
– Товарищ подполковник, ситуация вышла из-под контроля.
Богданов все еще пытался оправдаться, несмотря на то что его отчет об операции принял сам начальник ПГУ генерал-лейтенант Сахаровский. После возвращения из Болгарии майора долго таскали по разным отделам, пытаясь выяснить, не превысил ли он полномочия, и не мог ли каким-то образом повлиять на исход дела. Если говорить простым языком, его коллеги пытались выяснить, не убил ли он Тодорова-Горуню сам, и не допустил ли его смерть от руки Мирчо Спасова намеренно, преследуя свои цели.
Первые три дня ему пришлось провести, не выходя из здания госбезопасности. Тогда он думал, что больше не увидит ни неба, ни солнца, ни любимую жену с сыном. Елена, узнав о том, что ее мужа держат в стенах КГБ чуть ли не как узника, помчалась по инстанциям. И это было самым чудесным, самым удивительным событием. В минуту опасности она, как истинная жена декабриста, забыла обо всех размолвках и ссорах, обо всех претензиях и требованиях. Она, не раздумывая, встала на его сторону и ходила из кабинета в кабинет, добиваясь, чтобы ее мужу сохранили работу, которую она терпеть не могла.
Точку в мытарствах майора поставил генерал-лейтенант Сахаровский. После встречи с Еленой, неизвестно каким чудом добившейся встречи с ним, Сахаровский вызвал к себе подполковника Старцева, тридцать минут говорил с ним наедине, после чего составил отчет для председателя КГБ СССР Юрия Андропова и Генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева. У Богданова с подполковником Старцевым разговор так и не состоялся до сегодняшнего дня, вот почему Богданову так важно было высказаться.
– Я знаю, Слава, в этом нет твоей вины. – Подполковник отмахнулся от рвущихся наружу из груди Богданова оправданий. – Я сейчас о другом. По данным разведки, за период с двадцать восьмого марта по двенадцатое апреля под арест попали сто девяносто два аппаратных и партийных деятеля, двести пятьдесят офицеров армии и МВД уволены или понижены в звании. Сто восемьдесят девять членов БКП лишены партийного билета. Для таких, как Анев, Крыстев, Велчев и Динов просто исключения из партии мало, так что их ждет суд и заключение. Третью часть верхушки коммунистической партии как корова языком слизала, а людям говорят, что никаких проблем в стране не было и нет. О чем думает руководство Болгарии? О чем думает Тодор Живков?
– Он победил. Остальное – не важно, – высказал свое мнение Богданов. – Мирчо Спасов и Ангел Солаков мало в чем сходятся, но в том, что Тодору Живкову не придется по вкусу идея пойти на конфликт с Соединенными Штатами, оба они были уверены.
– Для того мы и были им нужны. – Подполковник тяжело вздохнул. – В случае если бы история с американскими спецслужбами вылезла наружу, они все свалили бы на нас. Как? Не знаю, но уверен, что так бы и было. Посмотри, как они вывернули дело Тодорова-Горуни! И выстрел в висок, и предсмертная записка. Как они это провернули?
Старцев швырнул на стол записку Горуни, настоящую записку, которую майор Богданов привез из Болгарии.
– Думаю, восстановили по написанному ранее. – Богданов до листа не дотронулся. – Горуня писал ее так, что буквы пропечатывались на несколько листов сразу. Восстановить их несложно, тем более когда знаешь, что никакой графологической экспертизы не будет.