Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты серьезно?

— Смотри на дорогу, а то в столб врежешься!

— Думаешь, это и на самом деле может быть подлинник? — уже загораясь, спросил Нагорный.

— А вот придет старикан с портретом, мы и определим, — охладила его пыл Марина. — Теоретически — может. Я смотрела источники. — Слушай, это же потянет тысяч на пятьсот долларов! Полмиллиона…

— Вот именно столько старикан за него и хочет, — засмеялась Марина.

— Он что — с ума сошел?

— Да нет — говорит, безвыходные обстоятельства, деньги нужны срочно. Что-то про свою дочь рассказывал…

— Ты умница.

— Ишь, как мы запели… Может, ты мне еще нальешь?

Илья Борисович последние несколько лет большую часть времени проводил в Штатах и Европе — российский рынок художественных ценностей ему как-то приелся. Ведь он крутился на нем с юных лет, когда впервые окунулся в этот мир, распродавая коллекцию часов внезапно умершего деда. Это было в последние годы советской власти, когда жизнь сорвалась с катушек и понеслась, как сумасшедшая черт знает куда. Однако правоохранительные органы еще действовали, и начинающий коммерсант Нагорный свел с ними тесное знакомство. Из него пытались сделать секретного агента, а Илья, хоть и был молод тогда, решил, что выгоднее быть как бы двойным агентом — работать и на органы, и на себя. Тем более, что с помощью информации, которая доходила до него, он провернул несколько вполне серьезных дел. Но в какойто момент зарвался и обнаглел. Кураторы из органов поняли, что, выполняя их поручения, он слишком много берет для себя, прикрываясь именем конторы. На него обиделись и включили в группу спекулянтов антиквариатом, не делавших никакого различия между честно купленным товаром и краденым, и даже добытым банальным грабежом или обманом. Мало того, их еще обвинили в том, что они сами заказывали и организовывали грабежи и нападения.

Но делалось все уже второпях и наспех, в условиях разламывающегося государства, так что в суде доказать, что Нагорный тоже был заказчиком и наводчиком, не удалось. Сел он ненадолго только за скупку краденого. И вышел на свободу уже в момент крушения государства рабочих и крестьян. Тут же объявил себя узником совести, пострадавшим от политических преследований, и жертвой тоталитарного режима. В те приснопамятные времена этого было довольно, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.

О том, чтобы сменить специальность, Нагорный даже не задумывался. Ибо тогда уже просторно распахнулись границы и открылся доступ на антикварные рынки Запада, где российские культурные ценности, которые во времена обнищания большинства народа и паралича так называемых «органов» можно было добывать без всяких усилий, стоили совсем иные деньги. Тогда же Нагорный и познакомился с молодым искусствоведом Мариной, которая влюбилась в него с чрезмерной горячностью. И стала незаменимым советчиком и экспертом, потому как была из семьи потомственных искусствоведов с большими связями в этом особом и замкнутом мире, где действовали свои законы и установления, говоря по-блатному, понятия. Марина, скоро ставшая женой Нагорного, придала его бизнесу — тогда он уже был владельцем антикварного салона «Элита» — основательность и респектабельность.

Время летело, и в стране стремительно складывался новый контингент покупателей раритетов — так называемые «новые русские». Одни скупали произведения искусства для форса и престижа, между которыми они не видели никакой разницы, другие, понимали, что это весьма надежное вложение бешеных денег, упавших им в руки. Появление этих «ценителей», запросто перебивавших цены на западных аукционах, заставило Нагорного снова вернуться на родные нивы, но на Запад его все равно влекло неуклонно. Устроиться там основательно было его заветной мечтой.

Надо сразу отметить, что Илья Борисович от рождения был наделен природой способностью втираться в доверие, морочить голову самым фантастическим образом, врать без всякого зазрения совести, давать любые обещания и не выполнять их. Среди попечителей и партнеров его салона, тем не менее, числились некоторые известные юридические лица и солидные банки. Это следовало из содержимого буклетов, которые Нагорный раздавал своим клиентам. А так ли это было на самом деле, никто сказать не мог. Дела его шли так хорошо, что он мог надолго уезжать из России, оставив все здешние дела на попечение жены. Но на Западе, где все расчетливы и чтут законы, а обещания подтверждают контрактами, нарушать которые себе дороже, Нагорный зарвался, погорел на рискованных сделках, а пару раз его развели и кинули еще более прожженные дельцы. В общем, он вернулся в Россию — зализывать раны и поправлять свое финансовое положение, а за кордоном бывал теперь только наскоками.

Глава 5

«Граф Калиостро»

Нагорный сидел в своем рабочем кабинете. Перед ним на столе стояла специальная белая посудина, на которой лежала монета. Он надел защитные медицинские очки, плотно прилегающие к лицу, перчатки, взял стоявшую рядом колбу с какой-то жидкостью, вытащил пробку и капнул на монету несколько капель. Жидкость вспухла пузырями, задымила, размывая поверхность монеты. Верхний слой ее стал расползаться, образуя дыры, и в них проступил новый рисунок… Нагорный аккуратно очистил монету сначала кисточкой, потом специальной салфеткой. На очищенной от верхнего слоя монете красовался профиль лобастого курносого мужчины с тяжелой челюстью, под которым видны были цифры —1825…

Налюбовавшись монетой, Нагорный спрятал ее в сейф, снял очки, перчатки, бросил их в ящик стола, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза.

Без стука вошла Марина — элегантная, изящная и холодно деловитая. Илья Борисович открыл глаза, внимательно посмотрел на жену.

— Можешь не принюхиваться, — раздраженно бросила Марина. — Я не пила.