Вяземская (сердито), То-то вы расплакались от его стихов!
Возвращается Лекс с фонарем. Ставит фонарь на землю около скамьи.
Лекс. Чудно-с! Буря, а в воздухе ни ветерка. Воронцова. Михайло Иванович!
Лекс. Что-с!
Воронцова. Возвращайтесь-ка лучше в город. Вы же совершенно измучены. А пакет оставьте. Александр Сергеевич будет здесь непременно. Я ему передам.
Вяземская (Лексу). Действительно, лица на вас нет. Смотреть тошно. До чего избегался, бедняга!
Лекс. Весьма благодарен, но… пакет этот секретного свойства.
Воронцова. Неужели вы могли подумать…
Лекс (поспешно). Нет-с! Нет-с! Я ничего не думаю. Не смею сомневаться в супруге его сиятельства. (Достает пакет.) Некоторое служебное упущение, конечно. (Передает пакет Воронцовой.) Но видимость должна быть такая, будто я самолично вручил этот пакет Александру Сергеевичу. В случае каких-либо вопросов. Со стороны графа.
Воронцова. Будьте спокойны, Михайло Иванович.
Лекс. Исключительно из расположения к вам. У меня ведь тоже сердце в груди, а не пуговица с казенным орлом.
Воронцова. Спасибо, Михайло Иванович. Я позабочусь, чтобы вы впредь не спали на полу на шинельке.
Лекс (видимо, растроган славами Воронцовой). Ну что вы! Это ни к чему-с. Честь имею кланяться. (Уходит.)
Воронцова, помедлив, пока скроется Лекс, быстро разрывает пакет, вынимает предписание. Бросает конверт на землю. Вяземская испытующе смотрит на Воронцову. Воронцова, нахмурившись, читает предписание, заметно бледнеет, прячет бумагу у себя на груди.
Вяземская. Ну что? Воронцова. Мелкие придирки. Вяземская. Но все же?
Воронцова (улыбается). Это же секретное предписание, Вера Федоровна. Не заставляйте меня быть нескромной.
Вяземская. Одна нескромность влечет другую.
В кустах раздается грозное рычание. Женщины вскрикивают. Из кустов со смехом выскакивает Пушкин.
Воронцова (радостно). Пушкин! Наконец-то!
Вяземская. Что это еще за новое ребячество!