Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966

Бенкендорф. А то все учишь вас, учишь, а толку на ломаный грош. Ступайте. А эпиграммы Лермонтовские припасите, – этот красный товар вам всегда пригодится.

Действие второе

Картина четвертая

Комната Лермонтова в доме бабушки в Петербурге. Ранняя осень. Утро. Окна открыты настежь. В комнате много старинной мебели и картин. Необыкновенная чистота и вместе с тем легкий беспорядок. Раскрытые книги брошены на диван, рядом с кавказской шашкой. На письменном столе среди бумаг – недопитые стаканы с вином. Ветер сдувает со стола листки со стихами.

Лермонтов сидит на подоконнике. По комнате из угла в угол ходит Столыпин.

Лермонтов (напевает)

Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила. Спой мне песню, как девица За водой поутру шла.

Столыпин. Да, Миша. Смерть Одоевского должна, наконец, тебя образумить. Погоди, перестань петь хоть на минуту.

Лермонтов перестает петь.

Когда погиб Пушкин, ты своими стихами убил Дантеса и весь высший свет вернее, чех, пулей. (Берет кавказскую шашку, вынимает ее из ножен и рассматривает клинок.) Стихи твои острее этой стали.

Лермонтов. К чему ты все это говоришь мне, Монго?

Столыпин. Не разменивайся на борьбу со светом. Не поступай опрометчиво. Я знаю не хуже, чем ты, что Россия страшна, что ее засекли на конюшнях и в казармах, что несправедливость стала единственным законом управления, что нищета сделалась непрестанным состоянием простого народа. Пиши! Твой голос растопит слезы если не у нас, то у потомков наших. Ты веришь в будущее счастье России?

Лермонтов. К сожалению, верю, Монго.

Столыпин. Ну вот – готовь его. Готовь сердца человеческие к восприятию справедливости и благородства.

Лермонтов (напевает)

Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила….

Столыпин. Перестань. Что толку, если тебе заткнут рот за насмешки, когда ты в полной силе сказать слова бессмертные. (Подходит к Лермонтову и треплет его по плечу.) Ты, Миша, – родился, должно быть, не в срок, а слишком рано.

Лермонтов (отбирает у Столыпина саблю и рассматривает ее). Я родился немного поздно, Монго, а заодно и слишком рано.

Столыпин. Объяснись. Я не понимаю.

Лермонтов. Мне бы родиться вместе с Сашей Одоевским. Бог мой, почему я был мальчишкой в грозном двадцать пятом году?.. Тогда негодование кипело в сердцах, тогда бы мне было весело жить. А слишком рано мы с тобой родились потому, что попали в безвременье. Будущее всегда чудится нам более прекрасным.

Столыпин. Подумай, Миша, и смирись. Хотя бы во имя людей, любящих тебя всем сердцем.

Лермонтов. Не говори чепуху, Монго.

Столыпин. Бабушка следит за каждым твоим движением. И, прости меня, Миша, но тебя любит прелестная женщина. Когда я вижу ее, то мне чудится, что меня обдувает теплый ветер.