– И слабость? – спросил Грегори.
– Да. И слабость.
– Нервы натянуты с силой струны, – заметил Грегори. – А прочности в них не больше, чем в паутине.
Он задумался.
– Что же мне делать с вами? Я вам скажу откровенно – надо лечь в больницу.
– Опять! – с тоской воскликнул Аллан. – Нет! Ни за что!
– О боже мой! – вздохнул Грегори. – Все не так! Я могу дать вам порошки от бессонницы. Но это вас не спасет.
– Меня ничто не спасет.
Грегори строго посмотрел на Аллана, достал из жилетного кармана несколько бумажных пакетов, порылся в них и протянул один Аллану.
– Примите сейчас. Тогда к утру уснете. Можно с виски. Это будет сильнее.
Аллан высыпал в стакан виски белый мохнатый порошок и выпил залпом.
– Ночь кончается, – сказал Грегори, – Я бы мог посидеть у вас до утра, чтобы проследить за вашим состоянием. Но кто же за мной закроет дверь, когда вы уснете?
– Я могу закрыть ее сейчас.
– Вы, как всегда, чрезвычайно любезны.
Грегори встал так резко, что порыв воздуха погасил свечу. Тотчас ночь побледнела, и Аллан увидел за окном в освещении, похожем на отблеск лунного холодного огня, пенистую даль океана и черное дерево под окном.
– Ну что же вы? – зло сказал Грегори. – Будете закрывать дверь или нет? Советую зажечь свечу.
Грегори пошел в прихожую и наткнулся в темноте на стул. Он вышел, отвязал коня, похлопал его по шее, потом крикнул:
– Спокойной ночи, Аллан.
Аллан не ответил. Он вышел в прихожую, когда за открытой дверью был уже слышен удаляющийся топот копыт. Лошадь шла галопом.
– Четкий топот копыт раздавался в долине! – проговорил Аллан, стараясь, чтобы ударения в словах совпадали с ударами лошадиных копыт. И повторил: – Четкий топот копыт раздавался в долине!