Причем, что интересно, среагировала власть не на саму программу, а на появившуюся через несколько дней после нее рецензию в «Советской России», где наши шутки со смаком пересказывал заместитель главного редактора этого органа, некто Евгений Попов.
(К слову сказать, этой милой забавой — пересказом чужих шуток — этот Попов пробавлялся целый год. Понять «совраскиного» зама можно: классовой ненависти у «патриотов» навалом, а вот шуток своих бог не дал… Целый год шутили мои.)
Так вот, тринадцатого июня было возбуждено уголовное дело, а четырнадцатого я узнал, что такое проснуться знаменитым. Встречи со мной вдруг возжелали все — от воркутинской многотиражки до новозеландского телевидения. Вскоре я научился произносить фразу из кино про ненашу жизнь: «У меня есть для вас двадцать минут» — но разговаривал все равно до тех пор, пока не кончалась слюна. Я давал по пять-шесть интервью в день. Месяца полтора в буквальном смысле не отходил от телефона.
Даже странно, что в эти недели мы умудрялись еще и выпускать программу.
Признаться, происходящее мне нравилось. Человек я скромный и долгое время считал успехом, когда меня узнавала собственная теща, а тут… После интервью для Би-би-си я начал с уважением разглядывать отражение в зеркале. После череды презентаций купил жилетку. Когда моим мнением относительно перестановок в правительстве начали интересоваться политологи, завел специальный батистовый платочек под цвет галстука и начал подумывать о политической карьере…
Когда позвонили из газеты «Балтимор сан» и спросили, что я думаю о деле Симпсона, зарезавшего свою жену, я почувствовал, что выхожу на мировую арену.
Вылечила меня распространенным в России путем шоковой терапии корреспондентка родной молодежки. Позвонив, она с ходу начала умолять об интервью, хотя я и не думал отказываться. Мы договорились о встрече, и я уже собирался повесить трубку, когда она сказала:
— Ой, простите, только еще один вопрос.
— Да-да, — разрешил я, давно готовый беседовать по любому вопросу мироздания.
— А вы вообще кто? — спросил корреспондентка.
— То есть? — не понял я.
— Ну, кто вы? Артист?
— А вы кому звоните? — поинтересовался я.
— Да мне редактор сказал: вот телефон Шендеровича, поезжай, срочно сделай интервью в номер, — а кто вы, не сказал… А я тут, в Москве, недавно…
Сейчас я думаю: этот звонок был организован моим ангелом-хранителем — в профилактических целях…
Впрочем, мне в те поры не только звонили, но и писали.
Вообще обратная связь — вещь полезная. В этом смысле я очень уважаю демократические жанры типа цирка или мюзикла. Писатель может позволить себе «взгляд и нечто», живописец — сесть голым под пустой рамой и назвать это инсталляцией… Актер имеет либо немедленный успех — либо немедленный же провал. На сцене и манеже нет простора для шарлатанства: там не увернуться от реакции публики. Эти условия жестче, но честнее.
Оценки своему телевизионному труду мы получаем в письменном виде. В период уголовного преследования программы почта, разумеется, многократно увеличилась. В основном это были слова поддержки, но иногда попадались и совсем другие слова… Перед тем как их процитировать, оставив в неприкосновенности стиль и орфографию корреспондента, замечу, что бывают не просто письма, а письма-диагнозы. Причем главное заблуждение пишущего состоит в том, что диагноз ставит он…
ebooksa