Но, конечно же, особый интерес в XX столетии, поставившем человечество на грань уничтожения, вызывала эсхатологическая тема. Здесь продолжалась идущая еще с XVII века полемика о том, как нужно понимать грядущего антихриста – чувственно (как конкретную личность, воплощающую в себе все зло мира) или духовно (то есть как массовое отступление от христианских принципов в жизни и нравственности). С 1950-х годов известны эсхатологические сочинения Афанасия Григорьевича Мурачева, явившегося продолжателем идей о. Симеона. А в 1970—1980-х годах живущий в Нижнем Тагиле старообрядческий писатель, подписывающий свои сочинения именем Иродиона Уральского, создал ряд работ, в которых критиковал коммунистические заблуждения человечества, предсказывал их скорое забвение. Затрагивал Иродион Уральский и вопросы о Третьей мировой войне (которая, по его мнению, должна была начаться в 1991 году), о повальной компьютеризации, о распространении кредитных карточек, о заговоре международного банка и т. п.
Оппонентом А. Г. Мурачева и Иродиона выступил Ананий Клеонович Килин, долгое время живший на Урале, а ныне живущий на Кубани. В 1991—1996 годах Килин написал ряд сочинений, главную мысль которых можно кратко выразить в следующей цитате: «Следует обратить внимание на разницу между духовным и чувственным понятием, ибо во многих местах Писания его скорее подразумевается, чем констатируется, но самый принцип четко выражен. Здесь-то и кроется одна из глубинных причин отвержения духовного понятия. Ибо они низвели праведность толкования до уровня простого ритуала, а осуществление пророчеств не мыслят иначе как в земном царстве будущаго… Они ждут как большого отступника, то есть безбожника, но не хотят видеть, не видят, не чувствуют, что мир полон и переполнен отступлением и безбожием». Для обоснования своих идей А. К. Килин использует широкий круг источников – от книг Священного Писания до публикаций в издаваемом в Орегоне (США) журнале «Путь спасения», при этом, как отмечает исследователь, «старообрядческий писатель мастерски владеет разными полемическими жанрами – послание, диалог-беседа, философско-богословские сочинения и т.п.»[67].
Сложным проблемам эсхатологии посвящены произведения старообрядцев Г. Ф. Логинова («Изъяснение о временах жизни людей на земли и о воцарении Антихриста», «Изложение о открытии семи печатей агнецем», «Изложение о разделении церковном, единой церкви старообрядческих поморцев… и о воцарении Антихриста в церкви»), А. М. Каргаполова («О последних днях мира», «Вопросы и ответы вкратце»). Деятельность двух этих старообрядческих наставников приходилась на 1970—1980-е годы. Помимо упомянутых сочинений А. М. Каргаполов оставил немало работ, написанных в жанре поучения, – «Беседа о патриархе Аврааме», «Нравоучительная беседа о поведении во время поста», «О поведении по дороге в моленный дом», «О поведении в моленной» и другие. Перу Г. Ф. Логинова принадлежит также ряд сочинений по истории поморского согласия в городе Кургане с 1955 по 1970-е годы, «О разделе церковном старообрядцев поповцев». Им же написано несколько критических рецензий на прочитанную атеистическую литературу: «Опровержение на книги З. Косидовского „Сказания евангелистов“ и Воропаевой К. Л. „Жил ли Христос?“», «Отзыв на книгу Е. М. Ярославского „Библия для верующих и неверующих“».
Из других исторических работ старообрядцев второй половины XX века можно выделить составленную в конце 1950 – начале 1960-х годов поморским наставником из села Таватуй (Свердловской области) П. И. Санниковым «Краткую историю о христианской вере», которая охватывает период от первых лет христианства до Первой мировой войны. М. А. Басалаев (филипповец из Пиляндыша, Кировская область) не только переписал «Родословие филипповского согласия», но и создал свою «Историю» – сочинение «О вере в Шурминских пределах».
Своеобразно и в то же время глубоко традиционно творчество выдающегося печорского старообрядческого писателя Стефана Анфиногеновича Носова (1902—1981). Он создал цикл из 19 видений, сопроводив их 12 «пояснениями» – комментариями, в качестве предисловия к ним поместил автобиографические записки; написал воспоминания о своем деде Луке Васильевиче Носове, в которых содержится интереснейшая информация о быте и промыслах печорских крестьян; записал бытовавшие на Печоре пророчества некоего А. П. Ханзина, предсказавшего Первую мировую войну, революцию и Вторую мировую войну; составил, написал и переплел 22 рукописных сборника текстов религиозного содержания. Кроме того, сохранилась обширная переписка С. А. Носова: 109 писем к печорскому старообрядцу Е. И. Осташову, два – к основателю древлехранилища ИРЛИ (Пушкинский дом), доктору филологических наук В. И. Малышеву, пять – к доктору филологических наук из Сыктывкара А. Н. Власову.
«Главная особенность оригинальных сочинений С. А. Носова – видений, записок и писем – их ярко выраженный личностный характер и отчетливая ориентация на стиль и образность произведений протопопа Аввакума, имя которого неоднократно упоминается в ряду таких религиозных писателей, как Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин, Иоанн Богослов и др. Не имея за плечами систематического образования, С. А. Носов, тем не менее, свободно ориентируется в сложных религиозных текстах отцов Церкви, отдавая предпочтение эсхатологическим сочинениям. Природная одаренность позволяет ему создать произведения с глубоко самобытным образом главного героя – самого автора. Факты собственной биографии С. А. Носов тщательно перерабатывает, составляя из них повествование, в котором этикетные для христианской литературы апокалиптические мотивы накладываются на современную автору (и читателю) действительность»[68].
Известны также стихотворные произведения старообрядцев второй половины XX века – М. В. Нечеухина («Моя родословная», «Благовещение», «Стих на смерть Дуси»), И. А. Благинина, Ф. И. Аникина и других.
Все эти факты говорят не просто о бережном сохранении старообрядцами наследия Древней Руси, но и о творческом продолжении ее традиций в сильно изменившихся условиях современного мира.
3.3. Традиции книгописания и книгопечатания в старообрядчестве
Говоря о старообрядческой книжности, нельзя не сказать и об искусстве оформления книг, о таком уникальном явлении, как старообрядческое книгописание. Именно старообрядцам принадлежит честь сохранения книгописания наряду со многими другими древнерусскими традициями. Особую роль здесь сыграли старообрядческие духовные центры, прежде всего, Выговская поморская пустынь, о которой нам приходилось говорить уже не раз.
Созданный здесь так называемый поморский стиль складывался постепенно. На раннем этапе развития выголексинской книжности большое влияние на оформление рукописных книг оказывала эстетика дониконовской печатной книги, особенно издания Московского печатного двора. Конец 10-х – начало 20-х годов XVIII века – время становления собственной писцовой школы и орнаментики характерного поморского стиля, а примерно к концу XVIII века утверждается своего рода «канон» в оформлении поморских книг. Этот канон становится образцом для всех общин поморского согласия, распространяясь на весь Север, Вятку, Урал и в Сибирь. Особенностью его является сложившаяся в течение XVIII века в поморском согласии манера письма – так называемый поморский полуустав и особая четкая манера написания крюков и «солей» (помет, обозначавших высоту звука) в певческих рукописях, а также возникший на основе роскошного московского барокко второй половины XVII века тип украшений с его цветовым решением. Поморский орнамент отличается особой изящностью проработки. При раскраске использовались благородный зеленый и малиновый тона с чередованием золота. Черные контуры рисунка подчеркивают его стилистическую основу – книжную гравюру. Титульный лист, как правило, украшался барочной заставкой-рамкой, иногда занимавшей целый книжный разворот. Внутри заставки вязью или характерным для поморских рукописей орнаментированным полууставом сообщалось название певческого сборника, иногда помещались миниатюры. В оформлении заставок и титульных листов преобладал крупный лиственный барочный узор из завитков, вазонов, виноградных лоз. Справа от заставки-рамки нередко помещалось изображение цветка («финика»), иногда стебель цветка, растянутый во всю длину листа, изящно удерживала рука. На вершинах рамки и цветка изображались птицы («соколики») с ягодами в клювах. Начало каждого нового раздела рукописи отмечалось менее сложной в художественном изображении заставкой и киноварным инициалом (заглавной буквой), украшенным фантастическими переплетениями свободных штрихов с цветами и листьями. В таком виде поморский орнамент дошел и до наших дней. Этот декор дополнялся также акварельными, тонко выполненными в пастельных тонах миниатюрами с портретами духовных отцов Выговской обители – Андрея Дионисьевича, Симеона Дионисьевича, Ивана Филиппова.
В поповских согласиях в XIX—XX веках весьма распространенным книжным стилем становится так называемый «гуслицкий». Он сложился в Гуслицкой волости Богородского уезда еще в конце XVIII века. К 1860-м годам письмо певчих крюковых книг стало сосредоточиваться в некоторых гуслицких селениях: Беливо, Понарино, Мисцево, Петрушино, Запольцо и Завольной. В Беливе писанием (прежде всего певческих книг) занимались инок Илия, который всех превзошел в правильности напевов, Ларион Шитиков, Иван Иванович Шитиков, Карташев и Кабанов. В 80-х годах здесь работали мастера Федор Григорьевич и Матвей Григорьевич Батулины, которым принадлежат лучшие по исполнению образцы. Известно, что жили они в большой бедности и рано скончались (ок. 1893 года). Федор Батулин писал оригиналы для литографического шеститомного издания полного круга церковного пения, изданного А. И. Морозовым. Здесь работали артели, выпускавшие в несколько рук в течение одного года не менее 100 экземпляров в год.
В отличие от детализированного поморского, гуслицкий орнамент использует более свободные конструкции широколистных трав, которыми с помощью тонкой штриховки придавалась объемность в извивах. Выполнялся он яркими многоцветными красками с обилием золота. Что касается почерка гуслицких рукописей, то от поморского полуустава он отличается некоторой вытянутостью, наклоном букв и большей их толщиной. «У инициалов нет длинных орнаментальных веток-отростков, а лишь один пышный стебель-цветок вьюна, расположенный рядом с инициалом. Внутренняя часть букв, объемных и широких, декорирована золотыми и цветными завитками орнамента. Самая заметная особенность, характеризующая гуслицкий орнамент – цветная штриховка, употреблявшаяся художниками для моделировки объемов или при раскраске элементов украшений. В заставках, инициалах и книжной миниатюре гуслицкой школы часто применялись яркие синий и голубой цвета. Таких сияющих синих красок в сочетании с обильным золочением нет ни в одной из старообрядческих рукописных школ»[69].
Обычно заставка-рамка «гуслицкого письма» занимала титульный лист полностью. Цветок же помещался на обороте справа или слева от текста первого песнопения, который начинался огромным, в половину листа, а то и в лист орнаментированным инициалом. Разделы книг обозначались заставками из вьющихся широких листьев. Тексты писались круглым, слегка вытянутым полууставом с четким разделением на слоги. Книги заключались в пышные переплеты из тончайшего сафьяна с золотым тиснением. Обрезы покрывались золотом и чеканным узором.
Эти типы книжного оформления послужили образцом для писцов местных центров. На местах рядовые старообрядцы, не имея возможности их купить, копировали тот или иной стиль, создавая при этом в более огрубленном виде свои списки. Так, федосеевцы со временем выработали свой, более упрощенный по сравнению с поморским, стиль оформления книг. Во второй половине XIX – начале XX века появляются замечательные образцы орнаментики и иллюстрирования. Там же, где традиция замирала, особенно в поповских согласиях, художественное оформление, например, в крестьянской среде низводилось до уровня примитива.
После создания рукописи и сверки текста книга переплеталась по-старому: корки переплета почти всегда ставились деревянные и обтягивались телячьей кожей, иногда бархатом или сукном, застежки выполнялись из металла. Переплеты книг украшались орнаментом, сделанным при помощи тиснения горячим способом, при котором иногда применяли листовое «золото» (бронза и поталь) и серебро.
Старообрядцы старались придерживаться эстетики дониконовской печатной книги не только при оформлении рукописных книг, но и печатных, которые им время от времени удавалось издавать в подпольных или заграничных типографиях на протяжении XVIII—XIX веков. Абсолютная монополия государства на книгопечатание не позволяла старообрядцам издавать литературу, отвечавшую их духовным запросам, в России. Это привело к тому, что на протяжении полувека, начиная с никоновских реформ, старообрядчество вынуждено было обходиться дореформенными изданиями, дополняя их сочинениями, переписанными от руки. Поражающие воображение современного читателя рукописные мастерские Выголексинского общежительства во многом были вызваны элементарной нуждой. Однако сокращение фонда дониконовских изданий в связи с износом в процессе обращения, а также целенаправленной политикой правительства по их изъятию и уничтожению, трудоемкость воспроизводства книг путем переписки заставили ревнителей старины искать пути к печатному способу изготовления книг.
Со временем, укрепившись в Литве и Польше, старообрядцы завели там свои собственные типографии, и здесь старые книги перепечатывались и тайно, и явно, и даже с разрешения «его крулевского величества» – перепечатывались не просто слово в слово с дониконовских, но и перенос в перенос. Первые положительные результаты в деятельности старообрядцев на поприще книгоиздания относятся к самому началу XVIII века. После публикации нескольких изданий (прежде всего самые «ходовые» богослужебные книги – Часовник и Псалтырь), количество которых едва превысило десяток за тридцать с лишним лет, выпуск их прервался. Новая волна книгопечатания начинается с конца 60-х годов XVIII века. В это время складываются основные центры старообрядческого книгопечатания за границей – Могилев, Вильно, Супрасль, Почаев, Гродно, Варшава. «За срок не многим более 10 лет, к середине 80-х годов, в процесс книгоиздания были включены практически все типографии, работавшие в XVIII веке на старообрядческий рынок. В последней четверти XVIII века старообрядческое книгопечатание приобрело широкие масштабы, количество изданий, выпускаемых каждой типографией, исчислялось десятками»[70].
Наконец, после указа императрицы Екатерины II от 1 февраля 1783 года, дозволявшего частным лицам иметь «вольные типографии», появляются первые старообрядческие типографии и в России. В посаде Клинцы Черниговской губернии купцами-поповцами Василием Яковлевичем Железниковым, Дмитрием Степановичем Рукавишниковым, Федором Карташевым были открыты старообрядческие книгопечатни, печатавшие богослужебные книги с подлинников дониконовского издания. В целом, благодаря деятельности Ф. К. и А. Ф. Карташевых, было выпущено в свет более 110 изданий старообрядческих книг, а в типографии Рукавишникова и Железниковых напечатано около 40 изданий. Кроме перепечаток дораскольных книг у Карташева делались еще «венчики» и разрешительные молитвы, возлагаемые на умерших. В 1797 году император Павел I отменил разрешение Екатерины, и старообрядческие типографии прекратили свою деятельность. Однако у Карташева в Клинцах хранилось все печатное оборудование вместе с недопечатанными книгами. Два года спустя малороссийский военный губернатор Миклашевский возбудил по этому факту против содержателей типографий уголовное дело, которое длилось до 1823 года. Станки и оборудование у Карташева отобрали, а в 1801 году император Александр I, после ходатайства единоверцев о печатании для них книг с подлинных дораскольных образцов повелел: «Типографии в посаде Клинцах быть по-прежнему, но с тем, чтобы напечатание оных книг производилось с ведома и дозволения правительствующего Синода, и для того назначить Синоду способных надзирателей и поднести о сем доклад». В дальнейшем клинцовская типография Карташевых была увезена в Москву и передана единоверцам.
Если в XVIII – начале XIX века владельцами и арендаторами старообрядческих типографий, а также заказчиками книг являлись купцы, то во второй половине XIX – начале XX века это были в основном крестьяне и мещане. Как правило, они располагали мелкими типографиями с одним или двумя печатными станками, которые в прямом смысле слова находились в хорошо замаскированных подпольях. Зачастую полиции удавалось обнаружить их только в результате доноса. Быстро сформировалась и сеть распространителей книжной продукции. Важную роль в этой системе играли переплетчики. Они брали у печатников книги не только для переплета, но и значительные их партии для реализации. Часто книги издавали небольшими тиражами не на абстрактный рынок, а на конкретный заказ. Заявки шли в центр России из самых разных отдаленных районов страны.
ebooksa