Басни

(Le Lion s"en allant en guerre)

Поход задумал Лев. К военному совету Через старшин сзывает он зверей. И мысль одобрив эту Согласье заявить спешат они скорей Принять в войне участье, сообразно Способностям и силам их. Все действовать готовы разно: Для перевозки тяжестей больших Годится Слон; способствуя победе, На приступы пойдут Медведи; Лазутчиком назначена Лиса, Которая творит лукавством чудеса, Меж тем как Обезьян забавная порода Должна служить потехою врагам. Но кто-то высказал совет такого рода: — Ослов я удалить советовал бы вам И Зайцев, трусящих без видимой причины. — Без них неполными явились бы дружины, Сказал на это мудрый Лев, Пускай врагов страшит ослиный рев, А Зайца мы пошлем курьером. Руководясь таким примером, Монарх и от ничтожных слуг, Лишь ознакомившись с их свойствами и даром, Посильных может ждать услуг: Для мудрого ничто не пропадает даром. О. Чюмина

Заимствована из сборника Абстемия (примеч. к басне 24). На русский язык басня отдаленно переведена Хемницером ("Осел, приглашенный на охоту").

102. Медведь и два Охотника

(L"Ours et les deux Compagnons)

Лихие два у нас Охотника здесь были. Случилось запродать медвежью кожу им: Медведя хоть они еще и не убили, Но думали убить, — и долго ли двоим? Принесть покупщику мех славный обещали, В задаток денег взяли, Поели, выпили, пустились смело в лес. И вдруг навстречу, пырь, Медведь к ним из берлоги. У них тут подкосились ноги: Один на сосну взлез, И, сидя на суку, крестился; Другой же мертвым притворился, Ничком на землю пал, Не шевелился, не дышал. Зверь страшный и мохнатый Приблизился к нему и так его, проклятый, Перевернул, обнюхав раза два, Что тот едва-едва Не закричал, и кой уж как скрепился. Но, к счастию, Медведь великий был глупец, А может быть и трус, что тотчас удалился; Смельчак тут с дерева спустился; Открыл глаза мертвец, Ощупал сам себя, вздохнул и приподнялся. "С тобою, брат, Медведь шептался? Товарищ у него спросил. Скажи, что на ухо тебе он говорил?" "Что по порядку должно Медведя наперед убить, А после этого уж можно И мех продать, и пить". А. Измайлов

Из басен Эзопа и Абстемия (прим. к б. 24). Знаменитый автор "Мемуаров о Царствовании и жизни королей Людовика XI и Карла VIII", Филипп де Коммин (1509 г.), влагает эту басню в уста императора Фридриха как ответ посольству французского короля, предлагавшего ему завладеть землями герцога Бургундского. Кроме Измайлова, басню перевел на русской язык Сумароков ("Два Друга и медведь").

103. Осел в львиной шкуре

(L"Âne vêtu de la peau du Lion)

Осел, прикрывшись львиной шкурой, Страх наводил на всех людей: Тупой Осел своей фигурой Изображал царя зверей! Но кончик уха, что торчал, Его обман изобличал. Тогда погонщик без стесненья Погнал его, как всех ослов. Глупцы шептали в изумленье: "Он не боится даже львов!" Хоть все знакомы с этой сказкой, Но сколько видим мы людей, Которые Осла под маской Считают львом, царем зверей… И в жизни красота роскошного доспеха Три четверти успеха. А. Зарин

Из басен Эзопа. На русский язык басню переводил Сумароков ("Осел во львиной коже").

Книга VI

104. Пастух и Лев

(Le Pâtre et le Lion)

Не то, что с виду, басни: в них подчас Является примером зверь простой для нас. Одна мораль всеща легко прискучит, А басня заодно и веселит, и учит, В ней поученье скрыто быть должно; А небылицы плесть совсем немудрено. Великие творцы писали для забавы И в баснях весело описывали нравы; Но каждый из таких прославленных творцов Не тратил без нужды в рассказе лишних слов. Федр в многословии не заслужил упрека; Эзоп тем менее, но превзошел далеко Их некий мудрый Грек изяществом речей И лаконичностью своей. Он басню излагал лишь четырьмя строками, Удачно или нет — решайте лучше сами. А вот вам и пример: Эзоп сложил рассказ. В нем содержанье с басней Грека схоже: В одном герой — стрелок, в другом же — волопас, Но в сущности у них почти одно и то же. Быть может, частностям иной я придал вид, Эзоп же вот что, в общем, говорит: Пастух, не досчитавшись в стаде Двух-трех телят, в большой досаде Решился вора изловить. И вот отправился к пещере, Вокруг нее стал ямы рыть И ставить западни; в потере Виновным Волка он считал И потому к Юпитеру воззвал: «О, если б перед тем, как мне уйти отсюда, Великий царь богов, ты сотворил бы чудо, Чтоб в западню мою попался лиходей, То я, при бедности моей, Тотчас жирнейшего теленка выбираю И в жертву приношу тебе, не пожалев». Вдруг из лесу выходит грозный Лев! Что стало с Пастухом — не знаю; Упал он ниц и в страхе закричал: «Как неразумны могут быть желанья! Теленка обещал Тебе принесть, Юпитер, в дань я, Чтоб вора изловить скорей! Теперь вола тебе я обещаю, Но об одном лишь умоляю: О, сделай так, чтоб вор сокрылся из очей!» Вот главной басни содержанье! А ниже будет подражанье. В. Мазуркевич

105. Лев и Охотник

(Le Lion et le Chasseur)

У Хвастуна, любителя охоты, Пропал любимый, славный пес. Хвастун, конечно, полн заботы; Свою пропажу он отнес К проделкам Льва, страшившего окрестность. Вот, встретив пастуха, Хвастун спросил его: «Любезный, укажи мне местность, Где б мог найти я вора моего, Чтоб проучить его, как надо». Пастух в ответ: «Берлога Льва средь гор; Я в месяц раз дарю ему из стада Одну овцу, и с этих пор Спокоен и доволен: Бродить везде, где хочется, я волен». Пока они болтали меж собой, Лев вышел из своей берлоги И подошел к ним тихою стопой. Тут наш Хвастун давай бог ноги! «Юпитер!» — Он вопит. — Пошли мне уголок, Где б ото Льва я скрыться мог!» В опасностях лишь храбрость познается; Но ищет их обыкновенно тот, Кто, коль с опасностью столкнется, Позорно первый удерет. В. Мазуркевич

106. Феб и Борей

(Phébus et Borée)

В те дни, когда грозит осеннее ненастье, В дороге Путника увидели Борей И светлый Феб. Плащом запасся он на счастье. В такие дни, как солнышко ни грей, Напоминает людям осторожным Вид радуги о том, что нужно, выходя, Им запастись плащом дорожным. Наш Путник в чаянье дождя Закутался плащом из ткани самой плотной С подкладкой прочной и добротной. Вот Ветер вымолвил: «Не думает ли он, Что от стихий отныне защищен? Ведь если захочу, подуть я так сумею, Что и с застежкою своею Плащ этот к черту полетит. Нас это зрелище с тобой повеселит». И отвечает Феб бесстрастно: «Побьемся об заклад, не тратя слов напрасно: Кому из нас у Путника совлечь Скорее плащ удастся с плеч? Ты начинай, а я закроюсь тучей». Набравшись воздуха, тотчас Борей, как будто на заказ, Раздулся в шар, и с силой столь могучей Он поднял свист, гудение и вой, Что поглощен морскою синевой Был не один челнок, отправленный на ловлю, И не одну сорвало кровлю, Которая обрушилась треща; И это все — из-за плаща! Но тщетны были все усилия Борея: Чтоб ветер плащ не распахнул, Его плотней наш Путник застегнул; Напрасно, с силою неудержимой вея, Борей и полы рвет, и треплет воротник. Но вот урочный срок проходит, И солнце из-за туч выходит, Являя миру светлый лик. Вначале Солнышко, руководясь расчетом, Пригрело Путника; чрез миг Тот, от жары весь обливаясь потом, Снимает свой дорожный балахон. Борей был Фебом побежден, Притом — без всякого усилья. Так кротость действует успешнее насилья. О. Чюмина

107. Юпитер и Мызник

(Jupiter et le Métayer)

Юпитер мызу отдавал внаем; Меркурий сделал объявленья. Посыпались обильно предложенья, — Охотниками полон дом, Они торгуются умело; Кричат, что брать им мызу не расчет, Что это дело Один убыток принесет. Ну, словом, по своей купеческой сноровке, Чтоб цену сбить, пускают в ход уловки. Но вот один из торгашей Не поумней, а понаглей, Пока толпа других бранится и хлопочет, Решается сказать властителю богов, Что он готов Платить ту цену, что Юпитер хочет, Лишь при условьи, чтоб с тех пор, Как будет заключен меж ними договор, Он с полною свободой Распоряжаться мог погодой, — Менять ее на собственный свой лад И вызывать дожди, бездождие иль град. Согласен царь богов, Юпитер. В восхищеньи Вступает Мызник во владенье И начинает мудрствовать хитрец: Лишь для себя менять погоду И переделывать природу На свой аршин и образец. Все у него не так, как у других в именье: Как будто все кругом в Америке живут. Но вдруг открылося печальное явленье, Перехитрил, должно быть, плут! Посмотришь, у других в полях обильны всходы, Уж зреет виноград и хлебом полн сарай, У нашего ж властителя природы Неурожай! На следующий год приемы он меняет; В другом порядке дождь и вёдро вызывает, Вновь урожай у всех, какой был в прошлый год, А у него ничто не зреет, не цветет. Покаялся в своем он неуменье, И царь богов простил его на первый раз. Да, лучше знает Провиденье, Чем мы, что надобно для нас. В. Мазуркевич

108. Петух, Кот и Мышонок

(Le Cochet, le Chat et le Souriceau)

О дети, дети! Как опасны ваши лета! Мышонок, невидавший света, Попал было в беду, и вот как он о ней Рассказывал в семье своей. «Оставя нашу нору И перебравшися чрез гору, Границу наших стран, пустился я бежать, Как молодой Мышонок, Который хочет показать, Что он уж не ребенок. Вдруг с размаху на двух животных набежал: Какие звери, сам не знал; Один так смирен, добр, так плавно выступал, Так миловиден был собою! Другой: нахал, крикун, теперь лишь будто с бою; Весь в перьях, у него косматый крюком хвост, Над самым лбом дрожит нарост Какой-то огненного цвета, И будто две руки, служащи для полета; Он ими так махал И так ужасно горло драл, Что я таки не трус, а подавай бог ноги — Скорее от него с дороги. Как больно! Без него я, верно бы, в другом Нашел наставника и друга! В глазах его была написана услуга; Как тихо шевелил пушистым он хвостом! С каким усердием бросал ко мне он взоры, Смиренны, кроткие, но полные огня! Шерсть гладкая на нем, почти как у меня, Головка пестрая, и вдоль спины узоры; А уши, как у нас, и я по ним сужу, Что у него должна быть симпатия с нами, Высокородными Мышами». «А я тебе на то скажу, — Мышонка мать остановила, — Что этот доброхот, Которого тебя наружность так прельстила, Смиренник этот… Кот! Под видом кротости, он враг наш, злой губитель; Другой же был Петух, миролюбивый житель. Не только от него не видим мы вреда, Иль огорченья, Но сам он пищей нам бывает иногда. Впредь по виду ты не делай заключенья». И. Дмитриев

109. Лисица, Обезьяна и Звери