Ни среди моих одногруппниц, ни среди других знакомых на факультете не было людей, которые бы себя определяли как православные. Было, наверное, из пятидесяти человек от двух до пяти человек, поступивших туда из православной гимназии, в Академгородке. Но они считались изгоями, они считались «странненькими», их немного побаивались мы, современные девушки, разумные. Поэтому не могу сказать, что с ними хотелось пообщаться и через них я получила воцерковление.
Я пыталась сходить на молодежные православные встречи, которые проводились в нашем Университете. Но меня хватило ровно на один раз. Когда на вопрос: «а как живет современная православная молодежь?» я получила ответ: «а вы знаете, кто такие демоны?» В общем, в этот момент мне стало страшно, и я решила, что вряд ли я еще буду посещать православные встречи.
Поэтому, с этого момента я начала читать книжки антропологов, философов, которые, конечно же, доказывали, что религия — это пережиток прошлого. Ну, может быть, не так откровенно, как в марксизме-ленинизме, в том смысле, что: древние люде не могли объяснить явления природы и именно от этого родилась их потребность придумать Бога.
Соответственно меня это очень интересовало: а как в других культурах относятся к религии? А какие религиозные системы вообще есть в мире? Потому что мне казалось, что, если религий много, значит, очевидно, что ни одна из них не является верной. Но тем не менее я глубоко погружалась в тему. Поэтому, всем нынешним знакомым-атеистам я говорю: «нет, я вас вовсе не воцерковляю. Вы просто почитайте побольше на эту тему. Не воспринимайте те штампы, которые вы в соцсетях можете прочитать. Или какой-то такой постсоветский «естественный» атеизм, который вам просто достался в качестве такого наследия. Потому что многие люди, воспринимая религию как некий такой штамп и некий автоматизм, на самом деле на автомате не веруют».
То есть, им достается вот это мировоззрение, в котором религия воспринимается только исключительно как инквизиция, или там государственная идеология, и они даже не особенно читают, не особенно задумываются. Им просто кажется, как, в общем-то, и мне казалось, что религия — это только ужасы, а атеизм — это прекрасное светлое будущее, прогресс, и это единственная идеология, которая может быть приемлема для современного разумного человека.
Я всегда разделяю две вещи. Первое: как, собственно, я уверовала, и второе: что меня к этому подвело. На мой взгляд, это две совершенно разные какие-то вещи. В принципе, можно делать все то, что я и делала, читать то, что я читала, но так и не стать верующим.
В любом случае встреча с Богом, это такой достаточно интимный личный процесс, который сложно описать. Который проще действительно описать: «я проснулся и почувствовал себя верующим».
На гуманитарном факультете у нас были в том числе и верующие преподаватели. И сама программа гуманитарного факультета способствовала погружению в тему. Потому что мы изучали старославянский язык и церковнославянский язык. И естественно, во многом это было связано и с историей Церкви, поэтому по крайней мере у меня появилась возможность как-то ближе соприкоснуться с темой. В том числе у нас был замечательный преподаватель, отец Иоанн. Он был нашим преподавателем по латыни. Наверное, это тот самый человек, посмотрев на которого, я поняла, что: «ну ладно, не все священники такие уж ужасные».
Я присмотрелась к отцу Иоанну. Он был разумный, образованный, умный, добрый человек, и для меня это было таким флажком: «о, ничего себе, ужасы жизни православных священников не всегда соответствуют действительности». То, что я об этом постоянно слышала.
Второе. Я всегда очень активно дискутировала и в интернете на эту тему. Очень много читала на эту тему. И вот эта моя страсть к философии подтолкнула меня к тому, что после моего бессмысленного гуманитарного факультета я поступила на еще более бессмысленный философский, получив степень магистра философии.
Наш философский факультет был и остается достаточно атеистическим, материалистическим. Все в таком суровом советском духе. На тот момент я уже достаточно много увлекалась русской философией. А в русской философии достаточно много спора и диалога вот с этим примитивным каким-то атеизмом, материализмом, в том числе и в советском изводе. Это и сборник «Вехи», его авторы, и Бердяев. И вот тот взгляд, скажем так, на материализм и на вот такой примитивный атеизм, который я там нашла, заставил почему-то меня поколебаться в этом отношении.
Я подумала: «ничего себе! Вполне разумно, в общем-то, люди рассуждают. И объясняют, что материализм и атеизм, это не единственный, скажем так, способ познания. Что вполне разумный человек может быть верующим и достаточно глубокие мысли на эту тему высказывать».
Но все равно у меня сохранялся последний тормоз на пути к вере. Это представление о том, что научное мировоззрение исключает веру. И соответственно, верующие ученые в этом контексте были какими-то такими «странными чудиками». Вот противоречие в определении.
Но когда я попала в аспирантуру, там меня хватило на год, но аспирантура дала мне очень интересный опыт. Это именно курс по методологии науки, как ни странно, который явился моим последним толчком по пути к вере. Это был общий курс и для гуманитариев, и для математиков и физиков.
И там давался достаточно широкий взгляд на науку. И было показано, что идеология научного материализма и атеизма и научный метод имеют на самом деле между собой очень мало общего. В общем-то, научный метод — это достаточно специализированный набор приемов, которые можно применить в достаточно узкой области человеческой жизни. Это не те приемы и не те вещи, которые отвечают на вопросы: «зачем нам жить? Как нам общаться с другими людьми? Что такое счастье и как прийти к этому состоянию?»
То есть, попытки материализма и атеизма применить эти вот инструменты в области человеческих отношений, любви, счастья, похожи на попытку забивать гвоздь микроскопом. Что есть совершенно другие области человеческой жизни, для которых наука неприменима. И она, в общем-то, не претендует туда лезть, если говорить о серьезной науке и серьезных ученых, которые понимают, чем они занимаются. А не об этом «попсовом» образе научности, который многие люди готовы воспринять без какого-либо размышления и сказать, что: «вот меня раздражают православные, потому что я за науку».
На самом деле, стоило мне в аспирантуре погрузиться в этот вопрос, как оказалось, что все совершенно не так линейно. И если говорить об интеллектуальном пути, это, наверное, был такой важный для меня стопор и важное открытие, которое я для себя сделала. Если говорить о вере как восприятии Бога, нельзя сказать, что ее можно достигнуть какими-то рациональными аргументами.
Если меня спросить: «Даша, а как ты поверила?», я тоже скажу, что я сидела на диване в зимней многоэтажке в городе под Новосибирском, и вдруг поняла, что Бог есть. К этому я пришла из достаточно такого мрачного настроения. Очень часто говорят, что люди приходят к вере из-за какой-то душевной травмы, и просто пытаются найти психологическую поддержку. Я могу сказать: «и да, и нет». Моя жизнь на тот момент была абсолютно нормальная. Это была жизнь, которая была свойственна и всему моему окружению. У меня не было какого-то большого потрясения, не было какого-то горя, которое бы толкнуло меня в Церковь, что я вдруг была бы так раздавлена, что я поняла: «вот, это единственное, где я смогу найти поддержку».
Да, но мое внешнее состояние не имело ничего общего с моим внутренним состоянием. То есть, я чувствовала себя подавленной. Я чувствовала, что моя жизнь бессмысленна. Я думала: «ну да, я буду работать, буду что-то делать, буду дальше совершать те бессмысленные телодвижения, и что? А в конце смерть, и больше ничего».
И, казалось бы, да, глупо впадать в такое состояние из-за каких-то таких абстрактных философских вопросов. Но когда об этом говоришь, это не то же самое, когда это чувствуешь. И человек действительно, я поняла это на себе, впадает в достаточно тревожное, мрачное состояние, если у него нет вот этих ответов на эти важные вопросы.
ebooksa