От и До. Книга 3. Свидетельства бывших атеистов

— А он так вот считает.

— Ну да, он так считает. — Я говорю:

— А кто прав-то?

— Ну, каждый прав по-своему. Понимаешь это какое дело, это такая область, где…

И это мне надоело, что как лебедь, рак и щука. И тогда мне стало интересно. Я задумался в целом, а есть ли какая-то возможность быть просто язычником. Вот без организаций без этих, и так далее. Я искренне пытался создать какую-то организацию. Не в религиозном смысле, а в юридическом. Чтобы она не была бы замешанной в этих каких-то внутриобщинных делах, дележах, и прочем. Просто вот такое «вече вольных славян». Просто язычник, без общин, просто. А потом я понял, что рано или поздно я сам таким буду. Я же сам превращусь вот в такого же «волхва». Но не буду называться волхвом.

Все равно люди вокруг меня начали сплачиваться, и мы стали устраивать встречи. В Нижний Новгород ездили. И люди туда приезжали с Ростова, с Питера. И потом я понял, что путь-то один.

«Неоязычество» — термин, знакомый не всем. К сожалению, все знают язычество или сейчас распространенный термин, опять же, выдуманный ими, — «равноверие». Поэтому лучше все-таки говорить неоязычество. Потому что люди понимают, что то, что сейчас называется равноверием и язычеством, к тому историческому славянскому язычеству отношения никакого не имеет. Это религиозный новодел. На основе чего-то там.

Неоязычество базируется на том, что было у древних славян, но строят они свое учение абсолютно «от ветра головы своея». Сколько волхвов, столько и учений, неоязычеств. И поэтому, отождествлять современное неоязычество, равноверие с историческим язычеством славян абсолютно неверно. Это новое религиозное движение, придуманное нашими современниками.

Как из неоязычника он стал христианином. Дело в том, что самым моим ярким религиозным опытом в жизни, я помню себя, не знаю, пять мне было лет или меньше. Я стою в Храме, идет служба, пахнет воском, горят свечи. Я ничего не понимал. Никакого богословия в этом с моей стороны не было. Мне просто было хорошо, тепло, я чувствовал себя дома. И именно ощущение того, что меня любят и я дома, именно оно помогло мне опять вернуться в Церковь. Потому что разнообразные религиозные учения, которые я пробовал на себе, на своей собственной шкуре, они дают целый калейдоскоп всех возможных состояний, в том числе и позитивных. Но это какой-то холодный позитив, холодный огонь.

Экзальтация, экстаз какой-то, но вот нет теплого, родного чего-то. Это как мать и мачеха. Мачеха тоже может заботиться, но вот материнской любви от нее ты не почувствуешь. Так и здесь. Не столько рациональные аргументы, сколько личное ощущение помогло мне. А что касается рационального, то действительно мифов о христианстве в неоязычестве больше, чем где бы то ни было.

То есть, это и упомянутое крещение кровавое, и прочее. И вот, по слову одного известного богослова, сегодня можно все эти мифы как бревнышки с дороги растаскивать, и таким образом, откроется дорога к Храму. Потому что не было бы столько православных людей, если бы действительно хотя бы часть из этих мифов была правдой.

Эти мифы абсолютно лживы. Неоязычники их даже сознательно распространяют в плане пропаганды и агитации. И, в частности, вот это молодое неокрепшее подростковое сознание, на которое, в основном, направлена эта агитация языческая, оно готово впитывать вот эти штампы, эти мифы. А разбираться в них оно не хочет.

Поэтому, самый простой способ перестать быть неоязычником, это начать изучать настоящее исконное язычество. По научным трудам, по истории, и относиться к этому как к труду. А как просто, что захотелось вот эту эмоцию испытать, гордость, и так далее. Любой ученый поймет, что неоязычество, это отнюдь не язычество».

Рассказ шестнадцатый

Константин, 42 года

(Россия, г. Москва)

Директор благотворительного фонда

«Наша семья я не скажу, что была верующей или атеистической. Люди, как говорят в миру, достойные, с честной совестью. Крестили меня в Баку, в Храме Пресвятой Богородицы в семь лет. Это был день, когда крестили всех нас. Нас в семье было трое детей, и еще крестили наших племянников двоих. И вот так, скопом, детей привезли в этот Храм.

Для нас это было удивительно, потому что Азербайджан — это страна, в которой мало христианской традиции, если не сказать больше, — что ее вообще там нет. И самое интересное, что мама рассказывала: там именно крестильная купель была сделана в виде креста, — взрослые заходили. И когда меня взяли крестить, священник начал опускать меня под воду. А я вырвался у него из рук и ушел под воду. Он так испугался, что нырнул вслед за мной.

И с того момента я не помню, чтобы я каким-то образом касался Церкви. Не мыслил о Боге, потому что мы сначала переехали в Воркуту, это Крайний Север, там жили. То, что там с Православием плохо, не сказать ничего. Там стоял один Храм, и то он был совсем маленький, о нем никто не знал. Там был священник, к которому мало кто ходил.