Зов Дикой Охоты

Конь возмущённо заржал и выбежал на поляну, разгоняя туманных гончих, претендуя на свою порцию внимания. Остановившись перед Рианой, он почти бесшумно ударил копытом о землю. Печаль сегодня не приглушала непокорное пламя в его мудрых рубиновых глазах. Девушка обвила руками его могучую шею и прижалась к нему лбом. Под своими ладонями она чувствовала ночной шёлк шкуры, бурное течение Силы, песню волшебства, составлявшего саму природу скакуна Дикой Охоты – её скакуна, её соратника. Безмолвно он напомнил ей о дорогах ветров, о полётах сквозь Вуаль, о необузданной песне дикой магии.

– Я тоже тоскую по этому, друг, – прошептала Риана, не зная до конца, говорила ли сейчас она или спящая часть её сути, которая помнила всё.

Конь тихонько всхрапнул и призывно шевельнул полувидимыми крыльями, сотканными из трепещущего, как дым костра, воздуха. Он сам сотворил из ночной мглы своего естества тонкие змейки поводьев, седло и стремена для неё. Кони-Фэйри выбирали себе желанных наездников сердцем. Её скакун мечтал о новом полёте с ней не меньше, чем она сама, с тех пор как в одном из снов они всё же позволили себе это. Сейчас Риане было жаль лишь, что она забыла, как говорить с ними – и с конём, и с туманными псами, преданными ей, не пожелавшими уйти без неё за Вуаль. Нерешительно девушка тронула поводья, и они скользнули в её руку как живые. Скакун легонько ткнул её в плечо массивной головой и – она готова была поклясться – ощерился в подобии лукавой улыбки.

– Времени у нас не так много, – мягко проговорил Всадник, приблизившись к ним, – но до следующей полуночи, пока тонка Вуаль Матери, мы будем здесь, с тобой.

Риана вспомнила о данном Вальтену обещании, но не стала нарушать чудо этой встречи словами о том, что времени у них было и того меньше. Вместо этого она примерилась к стремени и легко взлетела в седло коня. Это было так естественно, точно, несмотря на защищавшую её человеческую плоть, они стали продолжением друг друга. Конь торжествующе и радостно заржал и загарцевал по поляне. Псы не отставали от него ни на шаг, клубясь, меняясь в своём собственном ритуальном танце радости.

Всадник направил своего коня, чтобы поровняться с Рианой. Он по-прежнему так и не снял капюшон плаща. Девушка попыталась найти его облик в своей памяти, но не смогла. Тщательно сокрытым даже от её нынешнего взгляда сокровищем его образ покоился где-то в глубине сердца. Но прежде чем она посмела позволить себе насладиться радостью встречи, она должна была совершить то, что обещала.

Склонившись к шее коня, она тихо, с любовью проговорила:

– Мой прекрасный друг, скользящий по дорогам искристых ночных ветров, неси меня по самой границе Вуали Матери Мира и сквозь неё… к Древу Жизни Кемрана. – Затем она посмотрела на псов, протянула к ним руку, приласкала тёплый туман их очертаний. – Мои прекрасные друзья, от чьих тёмных звёздных очей не укроется ни одна цель, возьмите след дороги, которую я укажу вам.

Конь тонко, призрачно заржал, и взлаяли псы. Риана чувствовала на себе пристальный взгляд Всадника и обернулась к нему, не зная, какое обращение было бы достойным и правильным.

– Верный спутник моих сновидений и мечтаний души, дай силу моим помыслам и помоги воплотить их, прошу.

Он ничего не сказал – лишь склонил голову в знак согласия. Девушка сосредоточилась, вспоминая свои сны об изумрудном Древе – о том, как оно щедро изливало свою жизнь на кемранские земли, и о том, как копьё злой воли пронзило его. Всем сердцем она пожелала отыскать туда дорогу теперь и передала своё стремление Всаднику, коням и псам. О, она знала, самим нутром своим знала, что в её природе заложено было скользить с одной грани Мира на другую, ведь она была из тех, кто путешествовал дорогами призраков. Тиллард знал это, почувствовал это в ней с самого начала.

«Ты можешь пройти тёмными тропами, недоступными прочим. Ты можешь помочь нам…»

Древо умирало, закрывшись не только от людей, но и от Фэйри.

«Тебе открыты дороги, которые даже не всем Ши доступны – призрачные тропы, где тесно переплетаются, перешёптываясь, сны… и смерть».

Да, она могла пройти к нему. Пусть она не понимала до конца всей полноты своей цели, что привела её к людям изначально, – кое-что она уже успела не только вспомнить, но и осознать.

Туманные псы взяли след и устремились вперёд, сквозь расслоившуюся реальность, узким клубящимся клином. Кони распахнули трепещущие крылья и помчались вслед за гончими. Ночь раскрыла им свои желанные объятия, разлилась бескрайним озером, выстилая им путь лёгкими ласковыми ветрами и тайным шёпотом листьев, освещая его звёздными переливами и лунным серебром. Преобразился лес вокруг, и открылась взглядам сеть тончайших, едва теплящихся ручейков крови земной. Меж слоёв реальности мелькали образы тех, кто украдкой бросал взгляд на Кемран и отправлялся дальше, прочь от земли печали к землям, где волшебство било ключом. Им сегодня предстояло праздновать торжество древней магии, и они не хотели задерживаться там, где законы этой магии постепенно теряли силу. Но тёмные, стремительные скакуны Всадников несли своих седоков над Кемраном по краю Вуали, меж двух граней мира, сквозь спящий зачарованным сном лес.

Та, что спала внутри Рианы, издала боевой клич, возвещавший о её возвращении, пронзивший пространство как звон охотничьего рожка. Ветер подхватил смех Всадника, играя с ним, перекатывая его рябью по тёмной, зыбкой глади ночи.

Псы между тем почуяли след ярче и возвестили об этом звенящим от возбуждения воем. Краем сознания Риана успела понять, что вот-вот она должна была пересечь границу, непривычную для её человеческого тела. Вуаль Матери коснулась её ласковым прохладным дыханием и впустила в пространство её сновидений…

От острой не своей боли Риана вскрикнула и покачнулась в седле. Казалось, что грудь пробило навылет, и она прижала руки к сердцу, почти чувствуя на пальцах кровавые слёзы своей сути. Хрипло, замогильно рычали псы, и бил копытом конь, не в силах двигаться дальше.

На помертвевшей чёрной земле величественное, согнувшееся под грузом непосильного бремени Древо пыталось жить, пыталось из последних сил делиться собой – тем, что осталось от него. По эту сторону Вуали копьё казалось огромным – под стать его стволу, – и рана кровоточила умирающим, угасающим волшебством. Могучие ветви с остатками изумрудных искр в засохших листьях всё ещё пытались простираться над землёй. Иссыхающие корни всё ещё стремились к самым дальним пределам. Но Риана видела, как мало осталось этой чудесной сияющей жизни, до последнего мига жаждущей дарить себя. Не осознавая себя, желая хоть как-то облегчить боль Древа и став лишь этим желанием, она спрыгнула на обжигающую ядовитую землю и устремилась было к отравленному источнику кемранского волшебства, но сильные руки удержали её, подхватили. Всадник успел спешиться и остановить её и теперь прижимал Риану к себе, трепещущую, плачущую от боли по воплощённому гибнущему чуду.