Неизбежный финал

22
18
20
22
24
26
28
30

— Она жила с господином Ники?

— Нет, сыночек, нет… Господина Ники я воспитала сызмальства, и мне он обо всем рассказывал. Он, бедный, тянулся к ней, хотел быть с ней, но госпожа Родика держалась твердо. Нет и нет… У разогретого супа, говорила, не тот вкус… Ей виднее.

Кара почувствовал необыкновенную легкость во всем теле. «Какое счастье, что я добрался до этого сгорбленного незаметного существа!» — подумал он, собираясь уходить. Но все же задал еще один вопрос:

— Господин Ники сейчас в Швейцарии? По делам или как?

— Хм, у нас там родственники, — ответила старушка, но тут же приложила ладонь к губам, словно испугавшись чего-то. Потом, услужливо открывая дверь, едва слышно добавила: — Знаете, я двоюродная сестра старшего Удиштяну. Он привез меня из деревни еще девчонкой…

Корнелиу Кара не заметил, как очутился на улице…

Из дневника писателя Корнелиу Кары

Кажется, экономка, двоюродная сестра старшего Удиштяну, вывела меня на путь истинный. И все же нужны доказательства. Только два человека могут их дать: Родика Трандафир и Ники Удиштяну. Но заключенная отказалась от разговоров на эту тему, а сын поставщика королевского двора задержался за границей.

Кто же сказал правду о текущем счете в Швейцарии — госпожа Удиштяну или экономка? Супруга «поставщика королевского двора» на самом деле страдает гигантоманией или разыгрывает меня? Одно несомненно: экономка подслушала наш разговор с госпожой Удиштяну. Зачем? Кто-то приставил ее? Остается дожидаться возвращения Ники Удиштяну.

Надо выяснить также причины слабости Родики Трандафир к могилам или кладбищам, что не одно и то же.

ГРУСТНЫЙ ЗВОН

Солнце клонилось к закату. Неровные тени бесшумно ложились на расцвеченное осенними красками кладбище. Уставшая от долгой ходьбы Родика Андроник направилась к скамейке у изголовья заброшенной могилы. Она села на скамейку, с грустью огляделась вокруг и вспомнила тот осенний день, когда впервые прониклась очарованием этого уголка мирской печали. По ассоциации вновь увидела себя ученицей лицея в форме, плотно облегающей ее девичью фигуру. Тогда она училась в одиннадцатом классе, писала стихи, всем размерам предпочитая александрийский стих, хотя знала, что поэтесса из нее никогда не получится. Но ее поощряли соученицы и преподавательница румынского языка, старая дева Хуцан, которая изумляла всех своей страстной любовью к Эминеску. Она могла в течение нескольких часов подряд читать стихи великого поэта, а когда переходила к любовной лирике, слезы катились у нее по щекам.

В один из осенних дней класс, предводительствуемый барышней Хуцан, отправился на кладбище Белу, чтобы посетить могилу Эминеску. Вначале учениц забавляла странная инициатива их преподавательницы, но когда они вступили на погруженные в сентябрьскую тишину золотистые аллеи кладбища, их души охватило волнение. А когда разбрасывали цветы на могиле поэта, многие из них ни с того ни с сего разрыдались. До них доносились редкие, жалобные удары колокола, а Хуцан со слезами на глазах начала декламировать «Меж сотен мачт».

В ту же осень ученица Родика Трандафир втайне влюбилась в преподавателя физики Виорела Станку, высокого, довольно молодого брюнета с красивой сединой на висках. Родика чувствовала себя несчастной из-за этой внезапно налетевшей, безнадежной любви. Поэтому ей все чаще хотелось бежать от людей, чтобы уединиться в мире страдания. Как-то она вспомнила об их исполненном грусти походе на могилу Эминеску, и ноги помимо воли привели ее туда снова. Тогда же она обнаружила скамейку в уединенном уголке кладбища, которую мысленно окрестила «скамейкой Виорела». Только на этой скамейке, в тени ветвистой акации, она обретала спокойствие. Прошли годы, образ преподавателя физики давно стерся в ее памяти, но потребность искать спасения от горьких мыслей на «скамейке Виорела» осталась.

Вот почему в те послеобеденные часы поздней осени 1971 года ноги привели ее к «скамейке Виорела». Она успокоилась и приняла, как ей казалось, единственно правильное решение — развестись. «Первый развод перенести всегда труднее, — думала она, затягиваясь сигаретой и прислушиваясь в окружающей тишине, к шороху падающих на землю увядших листьев. — Я должна… Даже если он упадет на колени, будет плакать, просить прощения, я не уступлю, ни за что не уступлю. Я еще молода и красива…»

Три месяца прошло с той безумной ночи, когда Андронику пришла в голову мысль прийти домой без предупреждения, что привело к ссоре. Нет, не недоверие ранило ее больше всего, а жестокость брошенных ей в лицо слов: «Проститутка — вот кто ты! Проститутка!» Она не заслужила такого унижения. Она не изменяла ему, хотя, если бы Ники продолжал настаивать, она в конце концов уступила бы и снова оказалась в его постели, которая когда-то была их постелью. В душе она сознавала, что совершила ошибку, слишком быстро приняв приглашение Ники. Но он не настаивал на «последней» встрече. На самом деле в ту ночь он умолял ее расстаться с Андро и отправиться с ним в заграничную поездку. Но воспоминание о старой ведьме просто травмировало ее. «Неужели ты счастлива?» — спросил он. «У меня есть дом и нет никакой свекрови. Я, как видишь, спокойна», — ответила она, хотя ревность Андро никак не способствовала спокойствию.

Она содрогнулась, вспомнив, как в ту июньскую ночь увидела вдруг возбужденного Андро. Он сбежал из госпиталя, чтобы владеть ею, чтобы проверить, верна ли она ему. Конечно, когда он не застал ее дома, ревность подсказала ему самое невероятное. «Он не имел права оскорблять меня. Я блюла честь семьи, уважала его чувства… Он вел себя несправедливо по отношению ко мне, ужасно несправедливо… Хорошо, я разведусь с ним. И куда пойду, куда? — спрашивала она себя. — Что я умею делать? В чем преуспела? В любви? Нет, даже в любви не преуспела…»

Вдруг ее внимание привлекла женщина в черном костюме, не очень высокая, но стройная и гибкая. Только лица ее Родика не видела — оно было закрыто вуалью. Никто не сопровождал женщину. Поравнявшись с Родикой, она остановилась и попросила разрешения присесть на скамейку.

— Пожалуйста, — пригласила Родика, даже обрадовавшаяся появлению незнакомки: это вырвало ее из плена неприятных мыслей.

— Боже, как я устала! — вздохнула женщина, присев на скамейку и положив на колени сумочку.

Родика Андроник уловила тонкий запах духов и принялась исподволь рассматривать подсевшую женщину. Подняв вуаль шляпы, незнакомка открыла лицо. На вид ей было не более сорока. Потом Родика увидела, как она раскрыла сумочку и извлекла оттуда пачку «Кента» и зажигалку. Повернувшись к Родике, спросила: