Неизбежный финал

22
18
20
22
24
26
28
30

Не я начал тот разговор, не я вынес на повестку дня этот вопрос. Что у меня за должность, знают все. К тому же большинство летчиков и техников — члены партии или утечисты[10]. И поэтому, если нужно обсудить с кем-нибудь из сослуживцев что-либо связанное с моей деятельностью по контрразведке, никогда не начинаю издалека, используя псевдодипломатические вступления, которые никому не нужны, а сразу принимаюсь за дело, всегда помня о том, что нас объединяет присяга и взгляды. В этот день, повторяю, не я начал обсуждать внезапную любовь Владу к Роксане, а также их планы, связанные с семейной жизнью… Он и мне рассказывал то же, что и остальным товарищам из своей эскадрильи. Как он познакомился с Роксаной, как влюбился в нее без памяти. Он говорил с пылкостью, как каждый влюбленный, восторженно описывал ее, окрыленный ее красотой, давая мне понять, что встретил женщину исключительную. Я слушал его заинтересованно, даже немного завидовал. Меня радовала мысль, что наконец-то он встретил настоящую любовь. Потому что Владу, сколько я помню, уже не раз влюблялся, но потерпел полное фиаско в попытке создать семейный очаг. Но он не был в этом виноват. Владу сам по себе человек приятный, обаятельный, форма на нем сидит великолепно, и вообще он умеет произвести впечатление. Причиной его неудач — почему бы не сказать об этом прямо? — были специфические условия жизни в маленьком гарнизоне. «Безумная любовь» многих девушек к нашим молодым летчикам испарялась порой при первом же их визите в часть, где она разбивалась о гарнизонный забор.

Я внимательно слушал рассказы Владу о Роксане, задавал ему вопросы и даже давал кое-какие советы. Все шло хорошо, тем более что Роксана часто приезжала к нам, видела, как живут здесь день за днем семьи летчиков, и кажется, все это ей нравилось.

В тишине уютной квартиры мой вздох сопровождался фантастическим резонансом, как будто одновременно со мной вздыхают все находящиеся здесь предметы.

Может быть, с моей стороны это наивно, но даже сейчас, через сутки после исчезновения Владу, я все еще верю, что он вернется и, глядя нам в глаза, как это принято у нас, летчиков, найдет в себе мужество честно сказать, что послужило причиной его отсутствия. Я даже вообразил себе эту сцену: он входит в свою квартиру, обнимает за плечи Роксану, оба они счастливы, как в день свадьбы…

Уже поздно… меня клонит ко сну. Подавленный всем происшедшим за день, я продолжаю думать о супругах Владу. О Роксане мне мало что известно. В три года она осталась сиротой. Ее вырастила тетка, сестра матери. А старшие братья воспитывались у дяди со стороны отца. Она была пионеркой, утечисткой. Окончила экономический лицей. Потом и она, и братья жили совершенно самостоятельно, независимо от тех, кто вырастил их как своих детей. Затем Роксана вышла замуж. Но какова была ее жизнь до замужества? Вот этого-то я и не знаю. А даже если бы и знал, какое это имеет значение теперь, когда и она, и Владу исчезли. Но ведь это факт, что Роксана меня обманула. Это угнетает меня, и мне кажется постепенно, что этот обман расплывается по всей квартире, обволакивает меня как липкое, вязкое облако, а над всем этим витает трагическая развязка. Я вздрагиваю. Что это? Страх? Боязнь темноты? Почему на земле меня путает ночная темнота, ведь в воздухе, на высоте десяти тысяч метров, я отношусь к ней совершенно спокойно? Может, лучше включить свет? Я делаю над собой усилие и возвращаюсь мыслями к Роксане. Кому звонили с телефонной станции из Н.? С кем она говорила по телефону в ресторане «Дунайские волны»? И почему она сказала мне, что разговаривала с матерью Владу? Зачем ей было меня обманывать? Могут быть только два объяснения: или она с самого начала знала, что Владу поехал вовсе не в Бухарест, или она не хотела, чтобы мы сами позвонили старикам.

Внезапно до меня доносится какой-то шум. Или это мне кажется? Знаете, как это иногда бывает, когда мебель по ночам «поет»? Настораживаюсь. И опять улавливаю какой-то скрежет со стороны двери. Так и есть, кто-то пробует осторожно открыть замок. От страха у меня по спине бегут мурашки. И тут же я сам возмущаюсь собой: что за нелепый испуг! Отваживаюсь встать с кресла. Кто, в конце концов, это может быть, если не хозяин дома? Света я не зажигаю. Глаза уже привыкли к темноте. Будь я поумнее, я, наверное, остался бы сидеть на месте и смотрел, что будет дальше, но я до этого не додумался: на цыпочках я начал красться к двери. Входная дверь была не заперта, потому что Роксана унесла с собой ключи. Может, это она вернулась? Но тогда зачем такая осторожность? Я не успеваю дойти до прихожей, как дверь, ведущая в комнату, начинает медленно, как-то таинственно открываться… Я застываю… Всматриваюсь в темный мужской силуэт: человек не в офицерском мундире. Он тоже всматривается в меня и, не теряя ни минуты, резко поворачивается и несется со всех ног вниз по лестнице. Я бросаюсь за ним. На лестнице, однако, темно, не горит ни одна лампочка — это на долю секунды сбивает меня с толку, и я теряю драгоценное время. Слышу, как неизвестный бегом спускается вниз, и сам бросаюсь в темноту лестничной пропасти. Шаги беглеца звучат где-то внизу, подо мной. Вот и я внизу, выскакиваю из подъезда и тут неожиданно получаю сильный удар в затылок, от которого зеленые звезды брызжут фонтаном из глаз. Я падаю мешком на землю, но, преодолевая головокружение, пытаюсь подняться. Я шатаюсь как боксер, получивший нокдаун и ожидающий, пока судья закончит счет. Глубоко вздохнув, я вспоминаю о неизвестном беглеце и пускаюсь вдогонку, решив настичь его во что бы то ни стало. Уличное освещение позволяет мне различить его удаляющийся силуэт; пока что нас разделяют каких-нибудь тридцать метров. Он бежит, бегу и я, но расстояние между нами почему-то не сокращается, а растет. Он бежит в сторону шоссе. Уже добежал… Я вижу, как он вскакивает в легковой автомобиль, который сразу трогается с места. Точно ли? «Мерседес», что ли? Вроде нет… Больше похоже на «дачию»… Но и в этом я не совсем уверен. Жалко! Узнать хотя бы марку машины, уже было бы легче. Расстроенный и беспомощный, я с сожалением смотрю вслед исчезающей в ночной темноте машине.

ОТКРЫТКА

Машина скрывается в ночи. Я стою, окаменев, на обочине шоссе и пытаюсь осознать, что произошло. Все это происшествие кажется мне совершенно нереальным. Может быть, потому, что меня окружает темное пустое поле, а над головой раскинулось звездное небо. Что можно думать об этом ударе по голове? Как понимать то, что я, человек в здравом уме, бегу в ночную темноту следом за типом, который хотел войти в квартиру, мне не принадлежащую? А ведь всего несколько минут назад я сидел, развалившись в кресле, и размышлял о судьбе супругов Владу!

Через некоторое время мне все же удается осознать, что центральной фигурой этого абсурдного происшествия был именно я. Поворачиваюсь и бреду назад. Во рту горький привкус. Здорово он приложил меня сзади. Не видел ли кто из окна, что я как безумец несся по мирным улочкам спящего городка? Оглядываюсь по сторонам: всюду темные окна. Кое-где вдалеке мерцает слабый свет.

Таким образом, я не без некоторого чувства неловкости возвращаюсь в квартиру, которую покинул при столь необычных обстоятельствах. Да, дело принимает скверный оборот. Неожиданное появление неизвестного в квартире Владу и его агрессивное поведение придают всему этому мрачную окраску. Хочешь не хочешь, я обязан доложить шефу об этом фантастическом происшествии. Он наверняка закурит сигарету и хриплым голосом попросит меня изложить мое собственное мнение на этот счет. Рассказать ему, какие чувства я испытал, когда послышался скрежет замка? Или описать ему горький привкус во рту, появившийся в результате удара? В сущности, кто бы это мог быть? Зачем неизвестный пытался проникнуть в квартиру Владу? Если бы я остался сидеть в кресле и подождал в темноте, пока он сам подойдет, возможно, он уже был бы в наших руках, а все это ночное происшествие выглядело бы совсем иначе.

Подхожу к дому. Лестница, погруженная в темноту, наводит меня на интересную мысль: прежде чем подняться на четвертый этаж, неизвестный визитер постарался выключить свет. Для того чтобы его никто не видел, это ясно.

Теперь, по возвращении, квартира Владу кажется мне полной тайн. Я с трудом поднимаю телефонную трубку и прошу соединить меня с квартирой полковника Мареша.

— Прошу меня извинить за позднее беспокойство, товарищ полковник, — обращаюсь я к нему виноватым голосом.

— Хорошо сделал! Мне все равно кошмары снились, измучился.

Кратко докладываю о происшедшем. Он молчит. Я представляю, как он закуривает сигарету. Так и есть. В трубке слышно, как он жадно затягивается.

— У тебя есть какие-нибудь подозрения? Как ты считаешь, кто бы это мог быть?

— Надо подумать… Кто-то из домашних? Роксана его прислала… Забыла что-нибудь дома…

— Рискованно!

— Да, пожалуй. Но он еще с улицы увидел, что свет погашен, и решил, что в доме никого нет.

— Все равно риск. А ты не допускаешь, что это был сам Владу?