Волколак

Он пожирал меня!

Вдыхал мою душу в себя, заполняя собой.

Своим ароматом.

Своей жуткой безудержной страстью, которая терзала его так сильно, что не могла удержать от боли, когда эти длинные сильные пальцы впивались в меня, прижимая к большому твердому телу так, словно он хотел, чтобы я вросла в него навеки.

Я не смогла опомниться сразу.

Все произошло слишком быстро, и я вдруг подумала о том, что его губы были мягкими и жадными, когда мне казалось, что они могут причинять только боль.

Осознание беды и дикости всего происходящего ударило меня спустя долю секунды, когда его язык слишком настойчиво и властно проник в меня, касаясь моего умело и жадно.

Он оставлял во мне его вкус и аромат, который к большому моему стыду и сожалению не был мне противен.

Теперь я кричала в голос, судорожно сопротивляясь, и с каким-то холодным ужасом понимала, что не могу сделать совершенно ничего – ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни оттолкнуть его от себя!

Везде был он!

Он окутывал, сжимал, повелевал, забирал последние крохи воздуха в легких, чтобы до краев наполнить собой!

Чтобы я захлебнулась им, умерла, но воскресла и принадлежала только ему одному, заклейменная им!

Беспомощная, словно бабочка в лапах паука, я дрыгала ногами в пустоте, хватаясь пальцами в куртку на его широких плечах, и понимала, что еще немного, и я на самом деле потеряю сознание, оттого, что просто не могу дышать!

Я чувствовала, как слезы потекли по щекам, и всхлипнула, распластавшись на его большом твердом теле, которое было таким невообразимо мощным, что сложно было представить всю его силу.

Он остановился так же неожиданно, как и налетел на меня.

Но не торопился убирать голову, которая была так низко, что горячее терпкое дыхание опаляло мои губы, вдруг что-то проурчав на странном языке, которого я не понимала, и от этого снова покрылась с ног до головы мурашками.

Эти буквы сливались в неведомые слова, пробираясь по моей коже не то обжигающим холодом, не то невообразимым огнем.

Я понятия не имела, что он сказал. Только замерла и дышала тяжело и хрипло, завороженная его голосом, собственным страхом. И неожиданной болью, когда он снова подался вперед, продолжая овивать своими ручищами и держать на весу, когда вдруг укусил меня за губу так, что кровь тут же выступила багровой каплей, заставляя его заурчать каким-то совершенно нечеловеческим, низким и хриплым голосом, а меня вскрикнуть.

Господи, этот человек не был здоров!

Он точно был маньяком!