– Что случилось, Катюша? – спросила она.
Когда Инесса, Ада и я приблизились к крыльцу, Ольга заголосила:
– Нина! Они спрашивают Тамару Ефимову!
Пожилая женщина посмотрела на нас с Адой.
– Добрый день! Не обижайтесь на Ольгу Андреевну, она добрый человек.
Нина вынула из кармана жилетки очки и посадила их на нос.
– Вона как бывает! А зачем вам Тамара?
– Мама, можно людей в дом позвать? – осведомилась Екатерина.
– Конечно, – спохватилась Нина, – старая я, неразумная, держу всех на улице, а ведь уже не лето. Оля, входи.
– Сейчас вернусь, на мою долю чаю заварите! – попросила Ольга Андреевна, развернулась и унеслась.
Нас провели в комнату, и я ощутила себя героиней фильма о быте церковнослужителей девятнадцатого века. Повсюду темнели лики икон. На большом столе, покрытом скатертью с вышивкой, стоял настоящий, не электрический, самовар. У одной стены громоздился буфет, на окне висели самовязаные занавески. И пахло, как в храме, свечами и чем-то еще, очень приятным, вроде меда.
Раздался скрип половиц, в комнату вошел священник. И через мгновение появилась Ольга Андреевна, с ней вошла еще одна пожилая женщина в зеленой кофте.
– Вера, вот они! – сказала Ольга Андреевна. – Здрассти, отец Михаил! Спрашивают Тамару Ефимову!
– Зачем вам Тамара? Она погибла! – сказала Вера.
– Тамара моя мать, – сказала Инесса.
– Ей сейчас, наверное, могло бы около пятидесяти натикать или больше. А вы молодая, тридцати небось нет. Сколько вам лет, Инесса?
– За двадцать, – не стала называть точную цифру Несси.
– А та совсем молодая была, – продолжала Нина, – пятнадцать, шестнадцать ей было. Оля, успокойся. И вроде Ефимова никогда не была беременна.
– Уточните, Инесса, как зовут вашу маму?
– Биологическую? – спросила Несси. – Или ту, что меня воспитала?