На вершине холма мальчики обошли дом и остановились перед задней дверью, забитой несколькими поперечными досками.
– На счёт три, – сказал Харрис, берясь за планку посередине.
Эдди обернулся, проверяя, что позади действительно никого – и ничего – нет. Фруктовые деревья покачивали на ветру голыми ветками. Где-то там, в глубине леса стояла в одиночестве статуя. От этой мысли Эдди стало не по себе.
– Раз. Два. Три! – воскликнул Харрис. Гвозди, которыми была приколочена доска, легко вышли из стен. Харрис повернул освободившуюся дверную ручку и надавил на створку. Та с тихим скрипом отворилась.
Не колеблясь ни секунды, он взялся за косяк и, пригнув голову, осторожно переступил через нижнюю доску. Эдди последовал его примеру, но зацепился штаниной за гвоздь и с глухим «уф» рухнул лицом вперёд на пол кухни Олмстеда. К счастью, он несильно ударился, но ему потребовалась секунда, чтобы прийти в себя от неожиданности. Харрис тихо закрыл дверь и сказал:
– Осторожнее.
– Всё нормально, – отозвался Эдди, поднимаясь.
Осознание, что он в доме Натаниэля Олмстеда, ударило по нему как обухом по голове. Сердце пустилось вскачь по целому ряду причин.
– Ого, – прошептал он и, глянув на Харриса, увидел на лице друга отражение своего восторга.
Несмотря на ясную погоду, в доме было темно, и мальчики достали из рюкзаков фонарики.
– Герои его книг всегда проверяют под коврами и простукивают стены в поисках потайных ниш, – напомнил Харрис, первым двинувшись вглубь полумрака. – Так что смотри в оба.
Эдди округлил глаза:
– Как скажешь.
Харрис нервно хихикнул.
Они зашли в столовую. Наглухо задёрнутые плотные шторы на окнах не пропускали внутрь ни лучика. Световое пятно от фонарика Харриса мельтешило на полу, отбрасывая радужные отсветы на потолок и стены. В какой-то момент небольшая люстра сорвалась, и теперь её хрустальные останки покоились на круглом столе в центре комнаты, некоторые подвески мерцали на влажном и заросшем плесенью ковре.
В немом потрясении мальчики пересекли столовую и оказались в длинной гостиной. Потолки в доме были такими низкими, что Эдди невольно задался вопросом, как Натаниэль Олмстед не бился о них головой. Они с Харрисом старательно подсвечивали всё вокруг, особенно тёмные углы на случай, если там что-то прячется.
Во всём доме царил страшный бардак. Вся мебель, старая и странная на вид, была неаккуратно сдвинута или опрокинута, будто здесь успели побывать грабители, перевернувшие всё вверх дном. У фасадного окна лежали на боку старинные напольные часы с лунным календарём. Погнутые ударом шестерёнки и рычажки тихо ржавели за ненадобностью, словно намекая, что само время покинуло это место. Рядом стоял целый стеллаж антикварных печатных машинок с выдранными чьей-то безжалостной рукой чёрными кнопками. У Эдди руки зачесались забрать одну домой и показать папе, но он себя остановил. На бархатном диване в подозрительных пятнах лежал покрытый толстым слоем пыли глобус. За горами книг на полу выглядывали викторианские статуэтки женщин, застывших в печальных и драматичных позах.
– Где тут вход в подвал? – спросил Харрис. – Я не вижу двери.
– Надо проверить пол, – предложил Эдди. – Герти спустилась в подвал через люк.
Они продолжили осмотр. Внутри дом был просторнее, чем казался снаружи. Эдди задумался, что Натаниэль Олмстед подумал бы о них. Рассердился бы он на двух мальчиков, проникших без разрешения в его дом в поисках ответов, как справиться с чудовищами? «Нет, – подумал он, – это всё очень в его духе. Он даже, пожалуй, написал бы о нас книгу».