Огонек исчез, циновка опустилась на место.
Коза встала, понюхала сверток и с сопением улеглась снова. Из-под поленьев выскочила мышь, прошмыгнула под циновкой и выбежала наружу. На вспольях хором выли шакалы.
До рассвета оставался час.
Старшая прислужница заломила Зиссель руку за спину и дернула за нее. Зиссель облизнула губы – они горели и, похоже, распухли – и почувствовала вкус крови. Она отчаянно пыталась поймать взгляд соседки, но та все отворачивалась, будто забыла, что вся жизнь девочки прошла у нее на глазах.
Прислужницы что-то прошептали Брахе – молодой девушке на кровати. На ее опухшем от слез лице засветилась надежда. Она согласно кивнула.
Будто дожидаясь этого знака, старшая прислужница рывком дернула руку Зиссель вниз. Девочка невольно выгнулась и упала на колени.
Поначалу она не сообразила, что коснулось ее горла. Поняла, только когда женщина склонилась к ней и показала нож.
– Ты – исцелила – сына – Брахи. – Женщина выговаривала медленно и четко, чтобы Зиссель могла читать по губам.
Но Зиссель, оцепенев от испуга, только смотрела на нее расширенными от ужаса глазами, и прислужница опять приставила нож к ее горлу.
– Жить – хочешь? Тогда – запомни:
– Она не умеет говорить! – Теперь плакала уже жена плетельщика.
– Тогда кивни! Кивни! Поняла?
Из глаз Зиссель брызнули слезы. Она закивала: да. Да. Да!
Тут вернулись женщины со свертком. Встав спиной к Зиссель, они бросили сотканные с тщанием и любовью пеленки Менахема в огонь и завернули его в свои. Дина протянула малыша Брахе.
– Вот твой сын, Браха. Твой и моего брата. Здоровый. Сильный. Глухая целительница нашла в нем жизнь. Да возрадуются его отец и царь!
Браха приняла у нее сверток, откинула уголок и посмотрела на малыша. Он открыл глазки. Щечки его были румяными и теплыми. На розовых губках выступил пузырек слюны.
Браха облегченно выдохнула и подняла глаза на Дину.
– Твой сын, – настойчиво повторила та. – Живой и в добром здравии. Царь и мой брат возблагодарят нас с тобой и окажут почести, какие нам причитаются.
Дина выпрямилась, подняла голову и по очереди посмотрела на женщин.
– Кто из вас хоть слово молвит о том, что здесь произошло, кто хотя бы подумает об этом, увидит в самом глубоком сне, – та попрощается с жизнью, – спокойно произнесла она.