Царская дочь

Но Иавин и не пытался сбежать, он только спал и спал. Во сне он крутился и ворочался, иногда ему снились кошмары, и он кричал от ужаса, пинался и просыпался весь в поту. Тогда Лидия успокаивала его, и он затихал и засыпал снова.

Днем, просыпаясь, он пил молоко Беляшки и съедал немного каши и тертых фруктов. Что бы Лидия ни делала, он неотрывно следил за ней взглядом.

Только когда у Иавина появились силы сидеть, он стал с любопытством рассматривать свое новое жилище. И Зиссель.

Зиссель мастерила соломенных человечков и заставляла их плясать перед ним. Корчила смешные рожицы. Щекотала себя перышком под носом и притворно чихала, чтобы развеселить Иавина.

Однажды она хотела было пощекотать перышком его, но Каменотес вовремя ее остановил:

– Осторожно, Зиссель! Если он чихнет, раны снова откроются.

Зиссель испугалась. Спина Каменотеса была исполосована шрамами от ударов кнута. Память о боли запечатлелась в каждой складке его лица. Он знал, о чем говорит.

Девочка вопросительно посмотрела на него и очертила в воздухе дугу.

– Две полные луны – и раны на его теле совсем затянутся, – ответил Каменотес. – О душе я ничего сказать не могу. Кто-то причинил ему много боли. Такие испытания ломают человека, память о них и страх останутся с ним навсегда. Взгляни хотя бы на Берла.

Берл был младшим сыном плетельщика. Его забрали на стройку царского храма, где он трудился носильщиком камней, и вернулся он из Сиона, помрачившись рассудком и дрожа от страха, как малое дитя.

Зиссель кивнула и с беспокойством посмотрела на Иавина. Тот переводил взгляд со рта Каменотеса на ее лицо и обратно.

– Похоже, он начинает нас понимать, – заметил Каменотес.

Зиссель кивнула. Что-что, а жесты ее Иавин и вправду начал распознавать: утром, когда она спросила, не хочет ли он пить, он повторил ее знак и кивнул.

Как Иавин стал братом Зиссель

Лидия и Каменотес разговаривали с Иавином. Когда по ночам его будили кошмары, Лидия тихонько пела ему. Руки Зиссель – сильная правая и короткая левая – порхали перед ним, рассказывая истории.

Эти руки завораживали его. Но, в отличие от соседских детей и работников в поле, он не таращился на птичью лапку Зиссель. Нет, он понимал: девочка с ним разговаривает, и не сводил с нее взгляда.

Однажды Иавин с торжествующей улыбкой сказал на языке жестов:

Хочу пить. Можно мне молока?

Он все чаще садился в кровати. Он начал поправляться. Он все-таки хотел жить.

Когда раны Иавина зажили, его тело покрылось розовыми шрамами. Днем он стал выходить на двор вместе с козой, Беляшкой. Поначалу просто лежал рядом с ней на солнце. Когда становилось жарко, уходил с ней за дом и спал, обняв ее и прижавшись щекой к ее боку. Беляшка словно по-матерински утешала его. Да и сама коза, похоже, привязалась к мальчику: время от времени она благосклонно посматривала на него желтыми глазами, блеяла что-то свое и снова принималась невозмутимо жевать.