Когда я попадал вечером в ярко освещенную комнату, ноги сами несли к незашторенному окну, а руки искали шнурок маскировочной шторки.
И окружающие смотрели на меня так, как я в далеком могилевском лесу смотрел на чудного артиллериста.
И поначалу мне казалось, что здесь все не так, как «там», что все здесь другое — и дома, не полосатые от камуфляжа, и люди не такие, и темп и тон жизни иные.
Но чем больше я вглядывался в жизнь людей глубокого тыла, тем яснее из-под «иной» внешности выступали черты того строгого и значительного, что называется военным бытом народа.
Стало видно, что тысячи невидимых, туго натянутых нитей связывают тыловые города и села и людей, здесь живших, с передним краем войны. Стало видно, что понятие «глубокий тыл» крайне относительно, что за две с лишним тысячи километров от переднего края наступления Красной Армии здесь, на стыке Европы и Азии, напряженно, уверенно бьется железное сердце гигантских мастерских войны, что и темпы и пульс жизни здесь одинаковы с темпами и пульсом жизни переднего края.
И я был бесконечно благодарен редакции за этот, непривычный для нас, фронтовых собкоров, маршрут командировки. Поездка на Урал давала возможность увидеть и почувствовать во всю силу и глубину природу того, что после наших сокрушительных ударов по немецко-фашистским поработителям западные союзники назвали «русским чудом».
Пассажирский поезд дальнего следования вырвался из сутолоки сортировочных и товарных станций Московского кольца. Набирая скорость, он мчится на восток.
До Урала еще далеко, но горячее дыхание всесоюзной кузницы оружия обдает вас. Им пропитан воздух вагона, в котором вы едете. Ваши соседи — инженеры, хозяйственники — говорят о руде, коксе, номерах стали, новой системе организации потока, о графике и плане. На какой бы станции или каком бы разъезде вы не выглянули в окно вагона, перед вами будут мелькать бесконечные вереницы товарных составов, груженных танками, самоходными пушками, самолетами всемирно прославленных типов.
Вы увидите новенькие, празднично поблескивающие свежей окраской орудия всех калибров — от легких, подвижных противотанковых пушек до мощных орудий артиллерии большой мощности. Рядом с платформами, загруженными артиллерийскими передками и снарядными ящиками, будут мелькать тщательно опломбированные вагоны с боеприпасами: минами, снарядами, авиабомбами. Проплывут массивные штабеля стального проката, балки, трубы, рельсы, тяжелые поковки, чушки чугуна, слитки алюминия. И сутки, и другие, и третьи будет плавно катиться на запад железный поток боевой мощи, рожденный в доменных и мартеновских печах, в неумолчном грохоте заготовительных, обрабатывающих и сборочных цехов уральских заводов.
Навстречу этому половодью стальной реки, такой же беспрерывный и густой движется другой поток. Тоже танки. Тоже самоходные пушки. Тоже орудия разных систем и калибров. Они мелькают за вагонными окнами как тени поверженного могущества германской военной машины, все эти «тигры», «пантеры», «фердинанды», пушки с фабричными марками «Крупп», «Шкода», «Шнейдер-Крезо». Их искореженные тела хранят еще под копотью знаки свастики и черно-белого креста.
Это победоносный фронт посылает заводам Урала свои боевые трофеи, тяжеловесный металлический лом, стальные отходы войны. В мартенах уральских сталелитейных заводов эти стальные ошметки будут очищены огнем и встанут на вооружение Красной Армии боевыми бортами и башнями танков, литыми стволами пушек.
Есть какое-то строгое соответствие между этими двумя потоками. Чем гуще поток с востока, тем гуще поток с запада. Ведь объем вражьих потерь на поле боя прямо пропорционален силе и размаху наступательного удара.
Вы выходите из вагона в одном из главных промышленных центров Урала, переезжаете из города в город, с завода на завод, попадаете к истокам стальной реки, устремленной к фронту. И на каждом шагу в любое время суток вы видите то, чего обстановка великой битвы потребовала от народа,— видите страну, превратившуюся в военный лагерь. Здесь все живое живет одной целью — дать фронту оружия сегодня больше, чем вчера, а завтра больше, чем сегодня. Об этом кричат кумачовые полотнища лозунгов на заводских дворах, многотиражки, цеховые боевые листки и «молнии». Об этом свидетельствуют беспрерывно стремящиеся вверх цифры показателей социалистического соревнования между заводами, цехами, пролетами, бригадами. Это овеществляется во все увеличивающемся числе единиц боевой техники и боеприпасов, сдаваемых военпредам.
Уральский старожил опытный инженер сказал мне:
— То, что сделано и делается здесь, можно назвать чудом. Но мы, люди работы, привыкли к точности и ясности во всем. Ядро «военно-промышленного чуда России» заложено в сердце работающего человека. В первый период войны люди работали так, как никогда не работали, потому что они не хотели быть побежденными. Сейчас они работают так, как не работали в первый период, потому что хотят скорее победить. Сводки Совинформбюро — вот тот дополнительный приток кислорода, который обеспечивает высокое горение человеческих сердец.
Один из прославленных стахановцев Урала токарь П. Спехов объяснил то же самое проще:
— У меня брат на войне — Герой Советского Союза Спехов. Может быть, слыхали о таком? Хорошо дерется братишка. Ну, сами понимаете, разве я могу его подвести? Нам здесь трудно, а им там и подавно. Вот я и тянусь, как могу, чтобы от брата не отстать, чтобы ему, как с войны вернется, было не совестно руку протянуть, в глаза взглянуть...
В одном из залов Уральского геологического музея висит на стене огромная, многоцветная, как мозаичное панно, геологическая карта Урала. Если внимательно вглядеться в краски этой карты, отметки и пояснительные надписи, станет ясно, почему этот, а не какой-нибудь другой край страны стал местом свершения «индустриального чуда России» в нынешней великой войне.
Уральский хребет — одна из старейших горных цепей мира. Огромные богатства земных недр, скрытые от людей гигантскими массивами «молодых» горных хребтов Кавказа, Памира, Тянь-Шаня, здесь обнажены упрямой работой веков, миллионы лет разрушавших горные громады льдами, водой, ветрами.
Почти все элементы периодической системы Менделеева нанесены на геологическую карту Урала — от гигантских залежей каменных солей и железняка до редчайших, драгоценнейших металлов. Недаром крепнущее Московское государство еще в XVI веке обратило свои взоры на эти «дикие места». От примитивных строгановских солеварен, через железоделательное предпринимательство Демидовых, Яковлевых, старателей, золотопромышленников XVIII — XIX веков, к современным индустриальным гигантам Магнитогорска, Свердловска, Тагила, Перми и других промышленных центров Северного Урала идет одна из главных дорог индустриального развития нашей родины. Больше столетия Урал был главным поставщиком железа для военных и хозяйственных потребностей страны Развитие южной металлургии на время остановило промышленное развитие Урала, отбросило его на положение старомодной, глуховатой провинции.