Это было резонно, но все-таки решили поискать волков. Один только зоотехник отказался рыскать попусту, да и ехал он не ради охоты, а к Савраске.
Охотники обложили волчий овраг кольцом и постепенно сошлись у волчьей норы. Она была пуста. О волках напоминали только раскиданные кругом птичьи крылья, перья, пух, обглоданные кости.
При выходе из оврага Олько, бывший впереди других, заметил, что на одном из курганов колыхнулась трава, хотя и было полное затишье. Олько приостановился. А трава опять колыхнулась, и над ней поднялся худой головастый волчонок. Он глядел прямо на охотников, но так спокойно, точно их не было. Пасть ему широко раздирала ленивая зевота. Это было так странно, не по-волчьи, что охотники растерялись, замешкались. Волчонок между тем проснулся окончательно, заметил людей, вздрогнул и начал удирать. Но тут Олько выстрелил. Волчонок упал.
Охотники обшарили весь курган, но других волчат не нашли и начали строить всякие догадки, почему же остался этот:
— Мать, наверно, позабыла про него.
— Сперва позабыла — ладно. А почему потом не пришла?
— Она придет еще, придет. Олько, не дремли, будут у тебя хорошие рукавицы и шапка.
— Нет, не придет: она его нарочно оставила, на убой, чтобы задержать нашу охоту.
— Правильно! — насмешливо поддакнул Иван Карпович. — «Нате, горе-охотнички, волчонка заместо баранов и жеребят, которых я скушала у вас. Сами-то вы не сумеете убить. Так и быть, нате».
После этого все догадки прекратились.
Зоотехник нашел Савраску в самом геройском виде: волчица не приложила к нему зубов, его одни волчата покусали, а это такому герою нипочем. Он промыл жеребенку раны, смазал их и прописал неделю-две жить в земляном стане.
Охотники уехали. Олько бросил убитого волчонка Савраске под ноги. Жеребенок в испуге прижался в угол, задрожал, захрапел. А Олько перебросил волчонка ближе к нему:
— Нюхай-нюхай и помни волчью науку!
— Да пожалей ты малыша, ему и без того тошно! — начал журить парня Колтонаев.
— Пускай тошно, а нюхать все равно надо. Ты думаешь, волки забудут Савраскину кровь?
— Да ты ему-то дай позабыть волков!
— А ему никак нельзя. Нюхай и помни!
И Олько до того довел Савраску, что жеребенок переборол свой страх и начал яростно топтать волчонка.
Потом, ободрав волчонка, Олько не израсходовал шкуру ни на рукавицы, ни на шапку, как советовал Колтонаев, а сохранил «для науки». Время от времени он подбрасывал ее Савраске, а тот кидался на шкуру — и каждый раз все с большей яростью.
Молодое тело заживает быстро. Через неделю Савраску выписали. Свое выздоровление он отпраздновал такой беготней, такими прыжками, что Колтонаев и Олько подумали было, что он рехнулся. Но Савраска быстро угомонился, даже притих; неумеренной резвостью он разбередил себе раны и теперь с жалобной мордой припадал к матери.
ebooksa