– Мой друг скончался ровно через год после нашего знакомства, как он сам и предсказывал. Лежа на смертном одре, он велел мне не прекращать поисков до тех пор, пока я не отыщу самой просвещенной женщины в Европе и не сделаю ее своей ученицей, с тем чтобы впоследствии она поведала тайну создания золота всему миру.
– И вы нашли ее?
– Я искал ее в Пфальце и Баварии, Гессене и Саксонии, Австрии и Тироле. В поисках ее я посетил Краков, Ригу и Тешин. Я спрашивал о ней в каждом из швейцарских кантонов. Я встречался с лучшими людьми Пьемонта и Савойи, чтоб поговорить об этой женщине. И всюду мне отвечали, что я должен ехать во Францию, к мадам Жерминьяк!
– Бог мой! Не ослышалась ли я?!
– Все верно, сударыня. Вы – та, кого я искал! Вы – просвещеннейшая женщина Старого Света, вы – единственная из смертных, кто достоен узнать секрет получения золота, вы – будущая основательница Соединенных Штатов Европы!
– Поверить не могу! Но кто может знать обо мне за пределами Франции, за пределами Парижа?!
– Ваша скромность украшает вас, мадам, но не вы ли были ближайшей подругой мадам дю Дефан, не вы ли помогали славе Вольтера, не вы ли – лучшая ученица Калиостро и единственная любовь Казановы?
При упоминании последнего имени из груди мадам вырвался вздох.
– Из ваших уст вылетают драгоценнейшие для меня имена! – воскликнула старуха.
– Не вы ли потомица достославного Жака де Моле, последнего магистра ордена тамплиеров, известных ныне под именем франкмасонов и споспешествующих установлению царства Разума на всей земле? – продолжал Кавальон.
– Вам и об этом известно!.. Но неужели я действительно самая просвещенная женщина Европы? Ведь Париж давно меня забыл, меня давно уже никуда не приглашают, я столько лет не выхожу в свет и не знаюсь с людьми!
– Виной тому скудоумие парижан, которым нет ни до чего дела! Верно говорят, что нет пророка в своем отечестве, мадам! Но как я счастлив, что мы наконец встретились! Ведь вы не откажетесь стать моей ученицей и сберечь секрет взаимопревращения металлов для потомков? – Произнося эти слова, Кавальон уже не сидел на диване подле старухи, а стоял перед ней в позе древнеримского оратора, увлеченный собственным красноречием.
Жерминьяк смотрела на него глазами, полными обожания. Даже через пудру было видно, как она раскраснелась. Два высохших мешочка в декольте взволнованно вздымались. Обтянутые морщинистой кожей костлявые пальцы, унизанные перстнями, мелко тряслись.
– Сударь! – произнесла мадам дрожащим голосом. – Я была бы счастлива стать соучастницей ваших алхимических штудий! Поверьте, это величайшая честь для меня, наиволшебнейшая мечта, которую только можно представить! Но смогу ли я? Сударь, поглядите на мою немощь! Мне недолго осталось жить. Как же я могу стать вашей ученицей, когда вы молоды и полны сил, а я – дряхлая старуха?
– Вам кажется, что я моложе вас, мадам? – улыбнулся Кавальон. – А что, если я скажу, что это не так? Я ведь назвал лишь место своего рождения, но не дату. Так знайте же, мадам, что скоро мне исполнится четыреста два года!
– О-о-о! – только и смогла вымолвить Жерминьяк.
– Я умею плавить бриллианты, умею улучшать драгоценные камни, знаю лекарство от всех болезней, – продолжал Кавальон. – Несколько лет назад по Европе прошел слух о моей смерти. Его автором был я сам. Мне не хотелось афишировать своих поисков.
– Так вы…
– Теперь, мадам, вы сами можете назвать мое имя!
– Вы граф Сен-Жермен! – простонала старуха.