Безымянные

Помедлив, альбинос ответил:

– Вероятно, мертвы.

– Как мертвы?! Что произошло?

– Я только знаю, что, когда Номер Два вышел из этого леса, он уже был не в себе, – альбинос сделал над собой усилие, чтобы не показать эмоции. – Он убил Номер Четыре. И я думаю, что гонщик тоже где-то здесь. И он так же безумен, как Номер Два. Что-то происходит с людьми, когда они сюда попадают…

– Да. Я тоже видел кое-что странное, – Аркадий покачал головой, а затем вновь опустился на землю и уставился на рисунки Кенджи.

– Скажите, Номер Шесть, вы уверены, что правильно запомнили все символы?

– Абсолютно.

– Вы говорите, что имена были на разных языках и перечёркнуты?

– Да, всё так.

– Номер Шесть, это точно были только имена? Вы же не все языки знаете?

– Я знаю достаточно языков, чтобы быть уверенным, – в голосе альбиноса послышалось раздражение.

– Ясно, – ответил философ. – Выходит, моё предположение о том, что здесь нельзя называть имена, оказалось верным.

– Да. Это так. Номер Четыре произнесла своё прямо перед смертью. И только тогда она ушла…

– Вы вроде сказали, что её убил Номер Два? – философ бросил на альбиноса недоверчивый взгляд.

– Это всё взаимосвязано, – холодно ответил Кенджи. – Как вы считаете, что означает эта пентаграмма?

Альбинос указал на восьмилучевую звезду внутри окружности.

– Это октограмма, – поправил философ, сделав ударение на первый слог. – У неё восемь лучей, а не пять, в отличие от пентаграммы. Если, конечно, вы правильно всё нарисовали, Номер Шесть.

– Я уверен, что всё передал в точности. Так что обозначает октограмма?

– Много что, – задумчиво произнёс философ. – Мне кажется, важно понять, что под этим подразумевал человек, изобразивший её. В целом все символы можно истолковать буквально. Такое чувство, будто они создавались в едином порыве, и тот, кто наносил на камень изображения, не обладал запасом времени, чтобы всё описать словами или, как минимум, выбрать более точные знаки.

– Если их вообще кто-либо изображал, – добавил Кенджи.