– Мамаааа…– взгляд на меня перевела, а я в каком-то оцепенении только на раны ее смотрю и дышать не могу. Ни одного вздоха. Легкие не работают, как и сердце. На Ника глаза подняла, а у него от напряжения пот по вискам катится и вена на горле пульсируют. Еще секунда, и он заорет. Руку ему на плечо инстинктивно, сильно сжимая пальцы и наклоняясь над Ками еще ниже, вглядываясь в искаженные болью черты лица.
– Хрусталь с ядом. Одна под ребром навылет легкие пробила, вторая застряла в животе. Она Ярика собой закрыла…а я…я за рулем. Не успела. Не вижу я их и себя не вижуууу.
Голос Фэй сквозь рваную вату. Срывается на всхлипы. Я ее даже не слышала, я смотрела в глаза своей дочери и видела, как их затянуло пленкой страдания и надвигающегося беспамятства.
«Девочка моя, маленькая моя. Я сейчас…сейчас»…Боже, как давно я этого не делала… Смогу ли сейчас? Смогу! Обязана.
– Нет! Марианна, нет! Не смей! Противоядие жду с минуты на минуту. Потом в клинику…,– Фэй схватила меня за руку, но я сбросила ее ладонь.
– Не мешай, пожалуйста…Потом поздно может быть.
Услышала голос Ника. Очень низкий, совершенно неузнаваемый.
– Почему не везете в клинику сейчас?
– Бессмысленно. Нужно нейтрализовать действие яда. Мы просто не довезем.
– Что значит, бессмысленно?! – рычанием,– Сделай что-то! Ты же врач!
– Хрусталь…только она может.
– Что может?
Фэй уже поняла, что я собралась сделать. Нельзя мне больше. Да и мои способности могли исчезнуть со временем. Никто не знал, как они работают и насколько сильной могу быть и в какой период. А также насколько они навредят мне самой в этот момент. Но мне было плевать. Моя девочка закашлялась, и у меня самой внутри что-то оборвалось.
– Сейчас, маленькая, сейчас, моя хорошая, – слезы в глазах пекут, и я глотаю их. Потому что невыносимо смотреть на ее посеревшее личико и полуприкрытые глаза.
– Серафим…убери всех отсюда. Пусть ей не мешают.
А я руками над ранами веду и взгляд Ками удерживаю.
– Дыши…на меня смотри. Мне в глаза. Давай, милая. Отдавай. Не смей меня блокировать. Я выдержу. Слышишь. На меня смотри, Камилла.
И она отрицательно головой еле-еле, а я наклонилась еще ниже, глаза в глаза.
– Отдавай! Я справлюсь. Пять лет прошло. Давай, милая. Ну же! Отпусти.
Но она сопротивляется, я это в сиреневых глазах вижу, держит боль в себе, держит в себе смерть и не впускает мою силу, я как не над телом ее ладонями вожу, а над ледяной коркой, скрывающей его от меня.