Они бежали недолго. Вскоре перед ними показалось из тьмы большое здание. Тут и там раздавались голоса, мелькали огни фонарей (никакого другого света не было), слышались еще какие-то звуки, происхождение которых из-за темноты разобрать было невозможно.
– Сюда! – по-русски сказал Рябову Муромцев, не опасаясь, что его могут услышать. Вряд ли его могли бы услышать, а тем более – сообразить, что он изъясняется по-русски. Паника была изрядная, и с каждой минутой она усиливалась.
Вдвоем они забежали в темный и, судя по всему, просторный вестибюль. Теперь нужно было найти помещение, в котором располагалась радиостанция. Причем как можно скорее. Раздумывать здесь не приходилось, и Муромцев решил попробовать счастья тем же самым приемом, что и недавно, когда они с Рябовым искали главное здание.
– Где здесь радиостанция? – остановил он первого попавшегося солдата. – Нужно передать срочное сообщение!..
– Наверху! – ответил солдат, дернул плечом и скрылся в глубине вестибюля.
– Наверху! – сказал Муромцев Рябову по-русски. – Где тут лестница наверх?
– Кажется, вот она! – посветил фонариком Рябов.
Да, действительно в темноте вырисовывалась широкая лестница. По ней с топотом и криками бежали какие-то люди. Одни – наверх, другие – вниз. Ни слова друг другу не говоря, Муромцев и Рябов устремились к лестнице и побежали по ней наверх.
Помещение с радиостанцией они увидели почти сразу. Дверь в него была открыта, внутри горело несколько тусклых лампочек – должно быть, аварийное освещение. Прямо напротив входа находился пульт радиостанции, на котором перемигивались разноцветные огоньки. В помещении находились несколько человек – сколько именно, Рябову и Муромцеву считать было некогда. Рябов первым вбежал в помещение и с ходу полоснул длинной автоматной очередью. Он не видел, в кого попал, да это было и неважно. Важно другое – внезапность. Но все же очередь оказала свое действие. Кто-то вскрикнул, кто-то с шумом упал, из пульта с треском вырвался небольшой фейерверк искр, разноцветные лампочки погасли.
– Давай! – крикнул Рябов Муромцеву, не опасаясь, что его услышат. – Я – прикрою!
Муромцев, держа в руке пластину взрывчатки, бросился к погасшему пульту. За его спиной раздалось несколько выстрелов – но он даже не обернулся на их звук. Каким-то сверхъестественным чутьем он понимал, что это стреляет Рябов, а значит, пока что все в порядке. Он торопливо сунул пластину взрывчатки в проем между двумя агрегатами радиостанции, чиркнул зажигалкой и поджег шнур.
– Бежим! – выдохнул он, и они с Рябовым рванули из помещения.
Однако убежать оказалось не так просто. Навстречу им, напуганные выстрелами, уже бежали люди, и их было много. А сзади вот-вот должен был шарахнуть взрыв.
Раздумывать было некогда. Муромцеву и Рябову нужно было во что бы то ни стало успеть добежать до лестницы и преодолеть хотя бы с десяток ступеней вниз. Иначе – их непременно накрыло бы взрывом, который должен был произойти буквально через считаные мгновения. Действуя кулаками и ногами, они принялись расшвыривать устремившихся им навстречу американских солдат. Те, не ожидая ничего подобного, почти не оказывали сопротивления – да и как его окажешь, когда вокруг – темнота и непонятно, кто стрелял, в кого стреляли и кто куда бежит?
Эта всеобщая сумятица и такое же всеобщее непонимание ситуации как раз и оказались для Рябова и Муромцева спасительными. Они успели добежать до лестницы и даже преодолеть несколько ступеней вниз. Раздавшийся за их спиной взрыв оглушил их, они оба разом споткнулись, упали и кубарем скатились с лестницы, оказавшись в холле.
– Ты живой? – заорал Рябов, обращаясь к Муромцеву, силясь перекричать всеобщий шум и грохот.
– Живой! – прокричал в ответ Муромцев. – Правда, ребра и нога…
– Что, сломал?
– Вроде нет… Но болит ужасно!
– Бежим! И чем быстрее, тем лучше!