Хитрая затея

22
18
20
22
24
26
28
30

— Благодарю, Алексей Филиппович, — поручик аж подтянулся. — Я обязательно так и сделаю.

Я вернулся к генералу, кратко обрисовал ему состояние его порученца и настоятельно посоветовал к губным для розыскных дел Фильцева отпускать, в остальном же загрузить его по службе, отнюдь не давая расслабляться.

— Боюсь, Генрих Арнольдович, если у Владимира Георгиевича будет избыток досуга, поручик начнёт искать утешения в бутылке или ещё какую глупость выкинет, — пояснил я.

— А вы, Алексей Филиппович, разве не поможете поручику в его беде? — хм, кажется, кто-то кого-то не так понял. Пришлось объяснять генералу, что в епархию губного сыска я до сих пор вторгался либо по поручению государя, либо, имея знакомства среди губных приставов, но именно в той губной управе, что занимается розыском Ташлиной, я не знаком ни с кем. Видя неудовольствие Генриха Арнольдовича, я слегка отработал назад и предложил ему устроить так, чтобы поручик делился со мной всеми новостями о ходе розыска и я мог давать ему полезные советы относительно взаимодействия с губными. Генерала такое вроде бы устроило, на том я и откланялся, понадеявшись, что отношения мои с Генрихом Арнольдовичем не испортятся.

И уже по дороге домой подумал: интересно, об этом ли говорило моё предвидение перед отъездом из Александрова в Москву? Если так, надо ждать необычных новостей…

Глава 9. Предложение, от которого нельзя отказаться

Уж как у Смолина получилось совместить торжественность в голосе с растерянностью на лице, Бог его знает. Но — получилось.

— Алексей Филиппович, к вам его высочество царевич Леонид Васильевич! — возгласил он.

— Просите немедля! — только и оставалось мне сказать, выбираясь из-за стола.

С царевичем Леонидом я познакомился, когда мы в прошлом году открывали в Москве оружейный магазин. Возникла тогда у меня мыслишка устроить торжественное разрезание красной ленточки, вот и привлёк к этому самого известного нашего пайщика. Потом на банкете у Деливиретта мы как-то разговорились, вызвав друг у друга обоюдный интерес, и после ещё несколько раз встречались, по тем же оружейным делам. Можно даже сказать, что с Леонидом Васильевичем мы подружились, насколько оно было возможно при наших нечастых встречах, царевич был гостем на нашей с Варенькой свадьбе, но вот так, без предварительной договорённости, посетил меня впервые.

— Счастлив приветствовать вас в своём доме, Леонид Васильевич!

— Здравствуйте, Алексей Филиппович!

— Так, — я повернулся к Смолину, слегка обалдевшему от того, что я не титуловал царевича высочеством, — посетителей, если будут, посадите ожидать в гостиной, о приходе Варвары Дмитриевны прежде доложите мне. Нам подать… — я сделал паузу, которую и заполнил царевич:

— Красного вина!

— …красного вина. Всё.

— Что пишешь? — кивнул царевич на разложенные на моём столе бумаги, едва мы заняли места за вторым, приставным, столом.

— Диссертацию, — с улыбкой признался я. — Хочу доктором наук стать.

— У тебя же и так хорошо всё, зачем тебе ещё и это? — удивился царевич.

— У меня хорошо, — согласился я. — А вот у науки без моего ценного в неё вклада — не очень. Решил вот восполнить.

Посмеялись, так, без особого задора. Вошёл Смолин, принёс бутылку и два бокала, поставил, разлил с чёткостью и аккуратностью, которую бы по достоинству оценили и у Деливиретта, поклонился и вышел. Всё молча, зато с таким достоинством и почтением, что даже царевич проникся.