— Вот эта, — Владимир Михайлович отложил в сторону один пожелтевший лист с тёмно-бурыми письменами, — заслуживает введения в научный оборот как крайне любопытный источник, однако какой-то особенной ценностью не обладает. Остальные же — обычный рукописный материал, интересный разве что историкам или же не очень разборчивым собирателям. Должен сказать, давно уже Палата государева двора не радовала открытием каких-либо исключительных письменных древностей.
— Скажите, пожалуйста, Лев Михайлович, а какими свойствами должна отличаться старинная рукопись, чтобы считаться действительно исключительно ценною? — спросил я.
— Прежде всего она должна быть действительно старинною, то есть написанною не позднее четырнадцатого века, — над ответом князь долго не думал. — Либо, если содержание её представляет ценность для исторической науки или истории словесности, быть более поздним списком со старинного оригинала, что должно быть неопровержимо доказано тщательным её изучением.
— И в каком случае она будет представлять ценность для исторической науки? — захотел я уточнения.
— Если будет повествовать о каком-либо историческом событии, мало изученном либо же вообще неизвестном, — ответил князь.
— А для истории словесности? — не унимался я.
— Это должен быть неизвестный ранее памятник письменности, — просветил меня князь. — Слово, поучение, летопись, составленная в месте, ранее как источник летописания не отмечавшемся, и так далее.
Да, сразу видно — настоящий знаток, причём именно здешнего образца. В моём-то бывшем мире излагать свои мысли с такой ясностью у многих профессиональных гуманитариев считалось дурным тоном. Мне оставалось только с поклоном принять столь чёткое и понятное объяснение.
— Владимир Михайлович, — я решил, что от вопросов о рукописях пора переходить к вопросам об их ценителях, — а много ли собирателей способны оценить такую рукопись по достоинству?
— Понять, что рукопись и вправду ценная, смогут почти все, — сказал князь. — Представить, сколько она могла бы стоить, уже немногие. А заплатить эту цену — и того меньше.
— А если продавец не сможет внятно объяснить, откуда у него эта рукопись? — зашёл я с более интересной для меня стороны.
— Вы говорите о краденой рукописи? — князь понял меня правильно, но захотел, надо полагать, чтобы это сказал я.
— Да, — не стал я играть словами.
Князь на какое-то время ушёл в себя, я же сидел тихо, не смея нарушать ход его размышлений и терпеливо ждал.
— Алексей Филиппович, подробностями со мной не поделитесь? — наконец вышел князь из задумчивости.
— Рукопись была куплена на распродаже списанных бумаг, проводившейся Ярославским епархиальным архивом, — поведать князю те самые подробности я посчитал возможным. — Что это была за рукопись, установить пока невозможно, в архиве опись списанных и проданных бумаг не составлялась.
— Должна остаться общая опись архива, — напомнил князь. — Даже если её составили в новом виде после списания части бумаг, старая должна храниться в том же архиве. Но продолжайте.
Я мысленно сделал себе заметку передать напоминание Крамницу и продолжил:
— Куплена она была вроде бы законно, хотя есть подозрения, что имел место сговор покупателя с архивным служителем, продававшим бумаги. Далее её украли, причём кража была сопряжена с убийством, затем хозяин вернул её себе после двух других убийств.
— Жуткие вещи вы рассказываете, Алексей Филиппович, — князь поморщился.
ebooksa