Лещенко. Она на меня серчает.
Евдокимов. Почему?
Лещенко. Отравила мужа, а на меня валит.
Евдокимов. Мы всё-таки её послушаем.
Евдокимов приоткрыл дверь и позвал секретаршу.
– Там Савельева не пришла? – спросил он. – Если пришла, пригласите её сюда.
Савельева вошла и остановилась на пороге. Она постарела и потемнела с того дня, когда её видел Евдокимов. Стала строже и старше, теперь ей не на кого было опираться, кроме как на самою себя.
– Садитесь, Анна Леонтьевна, – пригласил её Евдокимов, указывая на стул, стоявший возле Матвеева и Пронина. – Приходится беспокоить вас…
– Ничего, – негромко ответила Савельева.
Она послушно села на указанный стул.
Евдокимов /к Савельевой, указывая на Лещенко/. Вы знаете этого человека?
Савельева. А как же?
Евдокимов /к Лещенко/. А вы её?
Лещенко молчит.
Евдокимов. /Савельевой/. Расскажите, пожалуйста, зачем вы обращались к этому человеку? Чего от него хотели, что он вам говорил, чего от вас требовал, словом – всё.
И Савельева сдержано и обстоятельно рассказала о том, что постоянно ревновала своего мужа, хотя для этого у нее не было серьёзных оснований, рассказала, как до неё дошли слухи о том, что Тихон Петрович Лещенко умеет привораживать мужчин так, что они уже никогда не станут смотреть ни на одну женщину, кроме той, которая их к себе приворожила, рассказала, как обратилась к знахарю, как он сперва ей отказал, как она упросила его, как он согласился, как и взял с неё сто рублей и дал взамен приворотный порошок, который она должна была дать выпить своему мужу…
Евдокимов. И кольцо с вас требовал?
Савельева. Да, кольцо требовал.
Евдокимов. В поле вы с ним ходили ворожить?
Савельева. Нет. Он звал, да я побоялась. Муж бы спросил меня, куда я ночью ходила.