Жизнь Марии Медичи

22
18
20
22
24
26
28
30

Так своим нравом и поступками маршал всех настроил против себя. Де Люинь не любил его не оттого, что тот когда-то помог ему стать другом короля, а оттого, что завидовал его состоянию. Это была ненависть, основанная на зависти, — самая страшная из всех. Каждый из поступков маршала он представлял королю в черном свете, убеждал короля, что маршал наделен непомерной властью, противостоит воле Его Величества и участвует в борьбе с принцами только для того, чтобы прибрать к рукам их власть и уж тогда располагать короной монарха, не встречая сопротивления ни с чьей стороны; что маршал владеет мыслями королевы-матери, что он втерся в доверие к брату короля; что он обращался к астрологам и колдунам; что Совет подпал под его влияние и действует только в его интересах; что когда у Совета просят деньги на мелкие удовольствия короля, их обычно не находят».

Герцог де Люинь наговаривал Людовику XIII не только на Кончино Кончини, но и на Марию Медичи, вызывая в короле ревность к той власти, которую она может получить. По словам Армана Жана дю Плесси, ненавидевшего де Люиня, «для вероломного де Люиня было мало того, что он поднялся до таких высот, он стал бороться и с королевой, невзирая на то, что именно она заложила основы его карьеры».

Плетя свои интриги, де Люинь часто говорил Марии Медичи, что многие склоняют короля сбросить иго повиновения ей, но что не стоит придавать этому значения, поскольку юный Людовик слишком доверяет своей матери.

На самом деле, Людовик не доверял матери. Но еще больше он ненавидел Кончино Кончини.

* * *

Итак, недовольство действиями Кончино Кончини росло, а он сам, понимая это, проявлял все большую активность в стремлении покончить раз и навсегда со своими врагами. Понятно, что долго так продолжаться не могло.

И вот во время одного из расширенных заседаний правительства произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Маршал де Бриссак объявил заседание открытым, но оппозиционеры, настроенные против Кончино Кончини, продолжали шуметь, делая вид, что слова маршала не имеют к ним никакого отношения. Людовик XIII, не зная, что предпринять, растерянно смотрел то на мать, то на герцога де Люиня.

Мария Медичи сделала знак Франсуа де Бассомпьеру, начальнику швейцарских наемных войск. Тот удалился из зала, а через минуту вернулся в сопровождении роты солдат, вооруженных алебардами. Это позволило восстановить порядок, после чего королева-мать сказала:

— Господа, я — регентша Франции и имею право на то, чтобы мой голос был услышан! После смерти Генриха, моего благородного мужа, я несу на себе все тяжести, связанные с управлением государством. Вы все знаете, как это непросто. Повсюду идет гражданская война, а я вынуждена заботиться еще и о безопасности короля и других моих детей, ибо, не забывайте, что в любых, даже самых трудных обстоятельствах, я остаюсь матерью и никогда не забуду об этом. Многие из здесь присутствующих готовы обвинить меня в чем угодно. Но я знаю одно: что бы я ни делала, все это делается в интересах Франции. Если я когда и совершаю ошибки, а кто их не совершает, мои добрые и верные советники поправляют меня. Повторюсь, главное для нас — это интересы государства. Франция — великая страна, а те, кто позволяют себе действовать против ее интересов, сейчас имеют достаточно времени подумать о своем поведении в Бастилии.

После этих слов в зале вновь поднялся шум, но Марию Медичи это не смутило. Ее глаза заблестели, и она продолжила:

— Послушайте, вы хотите конфликта? Вам не нравится мир? Вы считаете, что шпаги эффективнее слов? Хорошо! Если кто-то не хочет слышать голос королевы, он услышит грохот пушек! Мы не желаем, чтобы нашу доброту принимали за слабость! Вы хотите этого? Тогда вы это получите! Господа, неужели вы не знаете, что есть женщины, которые умеют постоять за себя и за своих детей? Неужели вы забыли о том, как правила в Англии королева Елизавета Тюдор? Хотите, чтобы Мария Медичи правила так же? Когда лев спит, он не опасен, но он знает свою силу, и не надо его будить! Я тоже знаю свою силу! На вашу войну я отвечу своей войной! На ваши крики, восхваляющие принца де Конде, раздадутся крики, восхваляющие короля Людовика и Гастона Орлеанского! Если потребуется, я сама встану во главе армии! Де Бассомпьер, де Бриссак, д’Орнано, все мои верные полководцы, как один, встанут на защиту короны, и тогда ее враги не посмеют и поднять головы!

После этих слов шум в зале еще больше усилился. Тогда Франсуа де Бассомпьер дал знак маршалу де Бриссаку, чтобы тот объявил заседание оконченным. Когда председатель встал и поднял руку, с улицы вдруг донеслись громкие крики:

— Смерть Кончини! Смерть Галигаи!

— Что там такое происходит? — зло спросила Мария Медичи.

— Мадам, — доложили ей через минуту, — это народ поджег апартаменты маршала д’Анкра и господина Корбинелли, его секретаря.

— Боже! Какое несчастье! — воскликнула Леонора Галигаи.

— Народ, вы говорите? — закричала Мария Медичи. — Это не народ Франции, это какие-то жалкие проходимцы! Господин де Бассомпьер, возьмите ваших швейцарцев и разгоните этих несчастных!

Глава четырнадцатая

Устранение Кончино Кончини и Леоноры Галигаи

К сожалению, после столь сильного выступления Марии Медичи ничего в стране так, по сути, и не изменилось. Да, собственно, что могло измениться, если все договоренности срывались, все обещания нарушались и все боялись и ненавидели друг друга… По словам будущего кардинала де Ришелье, «вельможи погрязли в распрях», а слабый король объявил своих вчерашних врагов «своими верными слугами и пожелал, чтобы они снова пользовались его милостью». Но главное — оставался Кончино Кончини (он же маршал д’Анкр), основной, как считали, источник всех проблем.

В «Мемуарах» Ришелье можно найти такую оценку сложившейся обстановки: