Он меня не услышал. От стыда мое лицо уже наливалось жаром, но тут кто-то рядом спросил:
– А ведь вы племянник мистера Ланкастера, верно?
Вот незадача. Я испуганно и виновато сообразил, что в попытках заговорить с сеньором Мошаду почти не обратил внимания на соседа по другую руку. Это был мужчина с алчным лицом и без подбородка; он смотрел на меня, поблескивая глазами. Редкие седые волосы были безупречно напомажены и убраны назад. На груди, подвешенный на широкой шелковой ленте, болтался без дела монокль. Оттянутые книзу уголки губ придавали мужчине некоторое сходство с акулой (но уж точно не с людоедом). Я прищурился на его именную табличку и увидел некое венгерское имя, прочесть которое смог бы разве что венгр.
– Не племянник, – ответил я. – И если уж на то пошло, то мы вовсе не родственники.
– Выходит, нет? – обрадовался Акула. – Вы просто друзья?
– Думаю, да.
– Др-р-руг? – смачно покатал он «Р» во рту. – У мистера Ланкастера юный др-р-руг!
Я улыбнулся. Возникло чувство, что мы с Акулой старые знакомые.
– Однако он бросает вас одного, а? Не очень-то по-дружески.
– Что ж, зато теперь за мной приглядываете вы.
В ответ Акула разразился визгливым смехом. (Так ведь он еще и попугай, немного подумав, понял я.)
– Вы под моим присмотром, значит? – сказал Акула-Попка. – Ладно, пригляжу за вами! Уж вы на этот счет не переживайте. Пригляжу обязательно. – Он подозвал официанта. – Вы ведь поможете мне выпить большую бутылку вина, правда? Не одному же мне ее уговаривать.
– Да уж, зачем так!
– Скажите, давно ли вы с мистером Ланкастером дружите?
– С сегодняшнего утра.
– Только с утра! – Потрясение Акула-Попка разыгрывал, но озадачился он искренне. – И он уже бросает вас без внимания?
– О, мне не привыкать!
Теперь Акула-Попка смотрел на меня куда более пытливым взглядом. Должно быть, увидел в моей ситуации нечто не совсем обычное, если не сказать таинственное. Вот если бы он понял, что за чудак сидит перед ним, то, наверное, с воплями выбежал бы из зала, но тут подоспело вино, и вскоре его любопытство куда-то улетучилось.
Далее ужин протекал вполне безболезненно. Мне было несложно развлекать Акулу-Попку, особенно когда опустела первая бутылка вина и он заказал вторую. Под конец освещение в зале погасили, и официанты внесли подсвеченные изнутри цветными лампами торты-мороженое. Настало время произносить речи. Со своего места, с видом знаменитости, поднялся лысый толстяк. Акула-Попка шепнул мне: это, дескать, мэр. Мэр принялся рассказывать истории. Когда-то мне поясняли принцип повествования в немецком языке: вываливаешь, если это возможно, на слушателя суть, а в завершении, в конце последней фразы, запихиваешь ее в заключительный глагол. Громоздкий, неуклюжий и зубодробительный. Делаешь театральную паузу и швыряешь его, точно кости на сукно.
После каждой истории гости рыдали от смеха, утирая потные лица платочками. Однако, когда слово дали мистеру Ланкастеру, они уже изрядно утомились, и нужно было постараться, чтобы удивить их. Речь мистера Ланкастера встретили аплодисментами, которые с натяжкой можно было бы назвать учтивыми.