Другая страна

– Самодостаточность.

– Самодостаточность, – медленно повторил он. – Самодостаточность. – Она ощущала на себе взгляд мужа, с ужасом понимая, что гроза неминуемо разразится, пусть и с опозданием, просто тучи собирались медленно. – Прости, конечно, своего дурака-мужа, но мне всегда казалось, что уж кто-кто, а он начисто лишен самодостаточности. По мне, так он даже не знает, что там у него болтается между ногами и как с этим обходиться. Впрочем, теперь я должен, видимо, переменить свое мнение.

Ну, началось, подумала она.

Она произнесла устало и безнадежно:

– Я понимаю, что это звучит странно, Ричард. – Слезы навернулись ей на глаза. – Но, поверь, он удивительный человек. Я это знаю. Я знаю его лучше, чем ты.

Когда Ричард заговорил, в голосе его слышалось рыдание:

– Еще бы! Теперь ты его знаешь как облупленного, хотя на самом деле он предпочел бы, чтобы ты была другого пола. Ты хоть об этом думала? Тебе повезло, мало таких женщин…

– Не надо, Ричард. Это уже ничего не изменит.

Теперь он стоял рядом, возвышаясь над ней.

– Давай говорить прямо. Наше супружество длится тринадцать лет, и все это время я не переставал тебя любить и доверять, и если не считать пару случаев в армии, у меня никогда не было другой женщины. Даже когда кто-то нравился. Казалось, что игра не стоит свеч. И я всегда работал, Кэсс, работал как каторжный ради семьи – тебя и детей, чтобы все мы были счастливы и чтобы брак наш процветал. Возможно, ты считаешь меня ослом, а мой взгляд на вещи старомодным, не знаю – ведь ты намного тоньше меня. И вот теперь… – Подойдя к бару, он поставил свой стакан. – И вот, без всякой видимой причины, в тот момент, когда нам наконец-то повезло, совершенно неожиданно ты всем своим видом начинаешь показывать, что я ни на что не гожусь и лучше бы мне провалиться к чертям собачьим. А мне и невдомек, что же случилось и куда ты стала исчезать по вечерам. Я слышал, как ты возвращаешься домой, заходишь к детям и тихонько крадешься в постель. Клянусь, я слышал каждое твое движение, но из кабинета не выходил, волнуясь как юнец и не зная, как, как снова приблизиться к тебе. Ничего, думал я, это пройдет, очередная женская истерика, немного затянувшаяся – мне этого не понять. А иногда думал, – вот болван – что, может, ты ждешь ребенка и пока не решаешься открыться. – Ричард склонился над баром. – А тут, Бог мой, Эрик! Ты приходишь и сообщаешь мне, что спишь с Эриком. – Он резко повернулся к ней. – И давно?

– Несколько недель.

– Но почему? – Она не отвечала. Ричард снова подошел к ней. – Ответь мне, детка. Почему? – Опершись на стул, он почти вплотную приблизил к ней лицо. Она не могла даже пошевелиться. – Ты что, хотела сделать мне больно?

– Нет. Я никогда не хотела делать тебе больно.

– Тогда почему? – Лицо его все приближалось. – Тебе стало со мной скучно? Может, он искуснее в постели? Знает всякие приемы? Так? – Он запустил руку ей в волосы. – Так? Отвечай!

– Ричард, ты разбудишь детей…

– Вот как! Теперь она вспомнила о детях! – Он притянул ее голову и с силой отшвырнул обратно, затем дважды больно ударил по лицу. На мгновение свет померк у нее перед глазами, потом она снова стала видеть, но комната какое-то время продолжала кружиться. Ее глаза наполнились слезами, из носа закапала кровь. – Этого ты хотела? Он что, трахал тебя в задницу, заставлял брать в рот? Отвечай же, сука, потаскушка, блядь!

Задыхаясь и захлебываясь, она пыталась запрокинуть голову, чувствуя, как густая кровь стекает с губ на грудь.

– Не надо, Ричард! Пожалуйста, не надо!

– Боже мой! Боже мой! – Он отпрянул от нее; словно во сне, она видела его крупное тело – пошатываясь, Ричард двинулся к дивану, но, не дойдя до него, рухнул на колени, сотрясаясь в рыданиях. Кэсс прислушивалась, боясь, как бы не проснулись дети, и в страхе взглянула на дверь: если их разбудили, они появились бы там. Но в дверях никого не было, в квартире стояла тишина. Посмотрев на Ричарда, она на мгновение закрыла лицо руками. Зрелище содрогающихся плеч, звуки сдавленных рыданий были непереносимы. Лицо ее распухло, став почти вдвое больше, а когда она отняла руки от лица, то увидела, что они в крови. Поднявшись со стула, Кэсс нетвердыми шагами побрела в ванную.

Она открыла кран, кровотечение понемногу остановилось. Потом опустилась на пол. Мысли ее перескакивали с предмета на предмет, словно стрелка испорченного прибора. Что она скажет Полу и Майклу, если опухоль не спадет до утра? Потом мысли переключились на Иду, Вивальдо и Эллиса, и она задала себе вопрос, как поступит Вивальдо, когда узнает правду, и вдруг ее пронзила такая жалость к нему, что слезы вновь закапали на нервно стиснутые руки. Она подумала и об Эрике – не предала ли его, открыв Ричарду правду. И что теперь она скажет Эрику, а он – ей? Кэсс хотелось никогда не покидать эту чистую, белоснежную ванную, ставшую для нее убежищем. Она не могла забыть ужасного вида впавшего в отчаяние Ричарда, в ушах стояли его рыдания. Кто знает, осталась ли у них какая-то надежда на будущее, связывает ли их что-нибудь? Этот последний вопрос заставил ее подняться – пустой желудок снова скрутили спазмы – и снять испачканное кровью платье. Превозмогая желание сжечь его, она бросила платье в бак с грязным бельем. Потом пошла на кухню и поставила воду на кофе. Вернулась в ванную, надела халат и вынула из сумки сигареты. Закурила и села за кухонный столик. Было три часа утра. Она сидела и ждала, когда Ричард встанет и придет к ней.