– Из дома. Ричард только что ушел.
– А что, если правда пошел ко мне? Может, позвонить и хотя бы узнать, дома ли Ида? – Но он не трогался с места.
– Все пошло кувырком, – сказал Эрик, помолчав. – Ричард говорит о разводе и собирается отобрать детей.
– С него станет. Возможно, сейчас ищет по лавкам клеймо с буквой «А»[65] и, если бы мог, выгнал Кэсс на улицу в надежде, что там она подхватит сифилис и умрет. Лучше всего медленной смертью. Ведь уязвлено его самолюбие.
– И все же, – медленно проговорил Эрик, – ему больно. Можно быть не слишком достойным человеком и все же испытывать боль.
– Согласен. Но, думаю, можно попытаться стать достойным человеком и никому не мстить. – Вивальдо взглянул на Эрика и положил ему руку на шею. – Ты меня понимаешь? Если ты достойно примешь боль, которая почти убивает, то можешь стать лучше.
Эрик внимательно слушал, на его лице, полном любви и муки, блуждала слабая улыбка.
– Это нелегко.
– Но попытаться стоит.
– Да. – Следующие слова Эрик произнес очень осторожно, не сводя глаз с Вивальдо: – Иначе то, что разрушает твою жизнь, будет повторяться не раз и не два, и, по сути дела, жизнь твоя кончится, потому что ты не сможешь развиваться, менять взгляды или любить.
Вивальдо убрал руку с шеи Эрика и откинулся назад.
– Я чувствую, что ты хочешь мне что-то сказать. Это? Или что-то другое?
– Я говорил о себе.
– Может быть. Но я не верю тебе.
– Надеюсь, – вдруг вырвалось у Эрика, – что Кэсс не возненавидит меня.
– А почему она должна тебя возненавидеть?
– Я не могу дать ей счастья. Да и особенной радости не принес.
– Что ты знаешь! Кэсс понимала, на что шла. Думаю, у нее более четкое, чем у тебя, представление о ситуации… ведь ты, – Вивальдо ухмыльнулся, – большим здравомыслием не отличаешься.
– Я надеялся… может, даже
– Понимаю. Но жизнь непредсказуемая штука.