Тогда все хорошо закончилось. Тюля изобразила невинную дурочку, которая просто любит гулять по Тверской. Она, школьница с московской пропиской, и не думала себя продавать. Но на нее напали злобные бабы без регистрации, с кем-то перепутав.
Когда дело было замято, девчонки пошли в подвал, где отметили день рождения Тюлиной Дарьи Михайловны. По случаю вместо пива девочки пили сладкий алкогольный коктейль и ели безе – оно легкое, можно на копейки купить огромный пакет. А Богема еще и заморочилась, собрала из него торт, залив горку печенья сгущенкой, а в центр свечку водрузила. Тюле было велено загадать желание. Та так и сделала (стать элитной проституткой, а в двадцать выйти замуж за клиента-миллионера) и задула пламя.
Матвей не обманула. Она на самом деле взяла на себя роль сутенера Тюли. Но с «Бродвея» ее убрала на задворки и ценник снизила. Себе она забирала четверть и иногда присылала тех, от кого зависело их нахождение на Тверской: когда братков, когда ментов. Тюля была благодарна Матвею, хотя та постоянно ее обзывала сосальщицей и не ела с ней из одной посуды. Для остальных девочек у нее тоже «добрые» слова находились, поэтому глупо было на нее обижаться.
Матвей начала драться еще до того, как ножками пошла. Что не по ее, сразу в нос. Получали от нее и нянечки, и детишки. Ее оставила в роддоме мать-наркоманка, отказалась от дочери, чтобы вернуться к привычному образу жизни. Олю отправили в дом малютки.
Она была очень хорошенькой, просто куколкой, и все думали, девочку быстро удочерят. И ее рассматривали, пока не сталкивались с проявлениями ее непокорного характера. Еще всех настораживало то, что она не плачет. Другие дети заливаются, а она молчит. Будто копит силы, чтобы передать свое возмущение через удар. О такой доченьке никто не мечтал. Мало ли какие еще отклонения могут быть у ребенка, рожденного наркоманкой?
Оля поздно начала и говорить, и ходить. Но в развитии она не отставала, соображала очень хорошо. Просто с ней никто не занимался, и она росла как сорная трава.
В детском доме на Олю также возлагали надежды. Она уже и бегала, и стихи читала, и сама косы заплетала. И это в три года. У нее были дивные золотисто-русые волосы. Кожа смуглая, а локоны – растопленный янтарь. Олю не постригли даже после того, как у нее завелись гниды. Одна из нянечек их снимала пальцами. А чтобы девочка не кусалась, привязывала ее ремнями. Она хотела как лучше, но Олечка думала, что над ней издеваются. И волосы свои прекрасные возненавидела! Когда смогла завладеть ножницами, откромсала их.
Матвея так и не удочерили. Старшеньких и глупеньких разбирали, потому что они смотрели на потенциальных родителей щенячьими глазами, лезли обниматься, рисовали для них. Оля считала их подхалимами и била. Ее за это наказывали, тогда она пакостила и воспитателям. Единственной, с кем она смогла найти общий язык, стала повариха Сима. Имя было выбито у нее на пальцах. По букве на каждом. Она сидела по малолетке. Была грубой, прокуренной бабой с добрым сердцем. Матвей украла с раздачи пирог, за что получила по башке половником. Но после того как ужин закончился, Сима вынесла ей два.
– Ты такая тощая, – сказала она. – Недоедаешь?
– А ты толстая. Переедаешь? – по привычке огрызнулась Матвей. Сима пропустила это мимо ушей.
– Кто еду у тебя отбирает?
– Никто.
– Старшаки?
– Я просто пироги люблю. Поэтому спасибо. – И слопала оба за секунды. Матвей не обманывала. Еды ее никто не лишал. Но наезды на нее со стороны девочек постарше были.
С ними она уже в одиннадцать научилась разбираться. Жаль, с пацанами не получалось. Когда ей было двенадцать, толпа ровесников затащила ее в подвал и чуть не изнасиловала. От этого ее спасла как раз Сима. Она там ворованные продукты прятала. Услышала крики, вышла и увидела бьющуюся Олю в рваной одежде и окруживших ее пацанов. Они успели обнажить свои еще не до конца развившиеся писюны. Тыкали их в нее, но не попадали в отверстия, потому что она извивалась. Но они вымотали бы ее и довели дело до конца, потому что одна девочка не в силах справиться с восемью пацанами.
Сима всех разогнала. Матвея на руках занесла в каморку, где прятала продукты, обмыла. На ней была кровь и следы спермы, излившейся из самых впечатлительных. Она уговаривала Олю не мстить своим обидчикам. Но где там! В пироги, которыми ее Сима угостила, Сима насыпала яду из ловушек для крыс, раздала пацанам. Не всем, только пятерым. Все отравились. Благо никто не умер. Двое в больнице оказались, остальные просто очень долгое время провели в туалете. Симу после этого уволили, как пекаря, чьими пирогами отравились дети. Так Матвей отплатила ей за доброту.
Пилу в их детский дом перевели из другого. Был какой-то для особо одаренных, да его расформировали. Ленка сразу заинтересовала Матвея. Та не была зачуханной. Давала отпор всем, кто пытался на нее наехать. И за словом в карман не лезла, и ударить могла. Но руки берегла, поэтому оборонялась ногами. Со скрипкой спала. Боялась, что ее повредят. Матвею хотелось с ней подружиться, но она не знала, как сблизиться. Робела перед талантом. Поэтому цеплялась к скрипачке, изводила ее.
Когда девушки подружились, Матвей узнала ее историю. Ленкина мать умерла при родах, и ее взяла прабабушка. Больше некому было. Девчушка оказалась музыкально одаренной. В кого такой уродилась, не ясно. Быть может, в отца, которого никогда не видела. В детском саду ее талант раскрылся. Воспитательница фальшивила, Ленка морщилась, а когда та наконец закончила мучить пианино, подошла к нему и сыграла мелодию без единой помарки. Она не знала нот, но чувствовала их. Даже на детском синтезаторе могла воспроизвести мелодию популярной песни. Или отстукать ее на ведерках! Заведующая садиком заметила одаренную девочку, посоветовала бабушке отдать ее в музыкальную школу. Есть в подобных учреждениях подготовительные отделения, куда принимают детей младше шести лет. Но бабушка не прислушалась. Она не в том возрасте, чтобы после садика внучку еще и на занятия возить. Вот пойдет в общеобразовательную школу, пусть и в музыкальную записывается.
Так Ленка и сделала. И легко совмещала одни занятия с другими. Пятерки получала по всем предметам.
Уже в первом классе она начала выступать. То были школьные концерты, и все же.
ebooksa