Следователь, совершенно сбитый с толку, вернулся к столу и замер в кресле. Какой Конан Дойл? Какая ревность? Дело выходит позловещей! Сама охранка, оказывается, впутана в убийство книгоиздателя Сайкина! Но кто? Кто? И какой был смысл агенту охранки, если он и затесался в среду любителей бульварного чтива, бульварных книгомарак и прожигателей жизни, убивать Сайкина? Неужели Сайкин представлял опасность для российского государства? И кто, кто мог сотрудничать с тайными агентами? Синьорина Чимбалиони? Отставной капитан Суржиков? Этот чеховский Беликов, то есть Сигизмунд Суходел? Или Варвара? Или Полянский? Или «сахарный барон» Копелевич?
Вирхов вскочил и забегал по кабинету. Вспомнился ему не к месту и ночной звонок господина Короленко, разыскивающего какого-то никому не известного писателя Каретина. Возможно, Короленко что-то знал и желал направить следствие в нужном направлении? Он, прогрессивный защитник бедных и сирых, и снискал себе славу, ввязываясь в самые скандальные судебные процессы. Но Сайкина сирым не назовешь. Вирхову хватило десяти минут, чтобы, созвонившись с редакцией «Русского богатства», выяснить, что с Короленко переговорить нет возможности, а писателя Каретина там не знают.
У Вирхова мелькнула любопытная идея. Он кликнул письмоводителя, велел ему сесть на место и записывать.
– Так, пиши, Поликарп Христофорович. В столбик. Каретин, Коротин, Корытин, Курятин. Записал? На всякий случай еще. Пиши. Калитин, Калинин, Колонии, Колунин. Довольно. Теперь иди.
– Куда? – не понял оторопевший письмоводитель.
– В картотеку, – решительно ответил Вир-хов. – Проверь, не проходили ли по нашим делам люди с такими фамилиями. Если есть, выпиши всех. Может быть, ниточка здесь кроется?
Тяжело вздохнув, письмоводитель с листком в руке отправился выполнять задание.
Вирхов вернулся за свой стол вовремя, раздался телефонный зуммер.
– Вирхов слушает. А, это вы? Добрый день. Все ли благополучно? Как здоровье Полины Тихоновны?
Доктор Коровкин – а звонил именно он, – сообщил старому доброму знакомому, что тетушка жива и здорова, хотя сегодня ночью немало переволновалась из-за длительного отсутствия любимого племянника. Передает привет Карлу Ивановичу. Сегодня за завтраком обсуждали ход следствия по делу Сайкина, и он, Клим Кириллович рассказал о фотографии, которую видел у Суржикова. И тетушка Полина настояла, чтобы он, Клим Кириллович, позвонил следователю и немедленно задал важный вопрос.
– И какой же? – Вирхов насторожился.
А кто делал тот фотографический снимок, на котором изображены сайкинские авторы и Варвара? Выяснил ли Карл Иванович обладателя фотоаппарата? Ведь он мог быть тоже автором издательства – а значит, и убийцей?
Карл Иванович сдержанно поблагодарил доктора Коровкина, передал привет уважаемой Полине Тихоновне и в изнеможении опустился в свое кресло. В принципе, поинтересоваться личностью фотографа не мешает – еще одна персона, побывавшая в приемной накануне смерти книгоиздателя. Не этот ли человек является убийцей? И зачем он явился с фотоаппаратом в редакцию? Не для того ли, чтобы оказаться вблизи письменного стола, в ящике которого лежали запасные ключи?
Вирхов отер пот со лба, встал и подошел к зеркалу, висящему на стене. Из потусторонней глубины глянуло на него несколько обрюзгшее лицо, воспаленные глаза, лоб, перерезанный двумя поперечными морщинами, жидкие тусклые волосы, сквозь которые просвечивала розоватая кожа.
«Ну и видок, – сказал он сам себе. – Ехать или не ехать к синьорине Чимбалиони? Или стоит лучше заняться разработкой новых версий?»
Он двинулся к вешалке и уже взялся было за шинель, как дверь отворилась и в кабинете вновь возник несносный кандидат Тернов.
– Что вы так блажите? – Вирхов неприязненно отпрянул. – Зачем такая спешка? Что горит?
– Все псу под хвост! Все версии! Весь блеск интеллекта!