– Да выслушайте же меня! – продолжал, захлебываясь, Тернов. – Выслушайте! И лучше сядьте, а то на ногах не устоите!
Вирхов обреченно прошествовал к столу и сел, сцепив на столе пальцы обеих рук. Тернов расположился напротив, заложив ногу на ногу, он выказывал нешуточное беспокойство.
– Ну, выкладывайте, – потребовал Вирхов.
– Суходела я в издательстве не застал. А Варвара плачет, госпожа Сайкина еще не приехала, градоначальник из-за наводнения все похороны запретил, когда откроют кладбища неизвестно. Но я все-таки попросил ее пару слов черкнуть – сразу ясно, это не она писала записку.
– И это вас так взволновало?
– Нет, но, – торжествующе продолжил Тернов, – как вы и учили, Карл Иваныч, проявил я инициативу.
– На почте были? – догадался следователь.
– Был-был, да только никаких переводов в Лондон никто не отправлял. Вышел я из здания почтамта, глянул вокруг – в такую хорошую погоду опять тащиться на Литейный, чтобы получать от вас тычки и зуботычины? Ну, уж нет! И направился я… Угадайте, куда?
– От гаданий увольте и не тяните кота за хвост. – Вирхов пытался скрыть раздражение.
– В типографию! В ту самую, где печатал Сайкин свои дешевые книжонки!
– И зачем?
– Вы сами, Карл Иваныч, навели меня на эту мысль! Ну, своей версией, что господин. Конан Дойлприезжал в Петербург. Дважды.
– Один раз, чтобы вручить господину Сайкину свою рукопись. А другой, чтобы поквитаться с ним за присвоение гонорара.
– Чушь, милостивый государь, – фыркнул старый следователь, – истинная чушь. Вдумайтесь сами. Если б такое светило пожаловало сюда – вся столица бы гремела банкетами в честь британского гения!
– Да я знаю, что это чушь! – воодушевившись, Тернов вскочил и уперся обеими руками в стол вирховского стола. – Но с какой-то рукописи должен же был наборщик набирать книгу? Так? Так. И проник я в типографию, нашел рабочих, а уж с ними разговаривать я умею.
– Не понял, – прервал его Вирхов, в сознании которого мелькнул зловещий образ полковника Охранного отделения. – В антиправительственные кружки хаживали?
– Вот за это прогрессивная передовая молодежь и не любит нас, служителей закона, – обиделся Тернов, – за стремление всячески унизить личность, надругаться над всем святым.
– Вы эти разговорчики мне бросьте, – побагровел Вирхов, – с огнем играете. И так уж охранка сюда наведывалась.
– Что? – весь вид Тернова являл полнейшую растерянность и беспомощность.