Как ни странно, то была сущая правда. Маршан болтал с утра до вечера, но никогда не говорил больше, чем хотел сказать.
— Вы знаете Франсину Латур?
— Она выступает у нас с Дреаном в двух скетчах.
— Что вы о ней думаете?
— А что я, по-вашему, должен думать? Это еще ребенок. Спросите лет этак через десять.
— Талантлива?
Маршан с комическим изумлением взглянул на комиссара.
— А на кой бес ей талант, скажите на милость? Ей, думаю, не больше двадцати, а она одевается у лучших портных. По-моему, и брильянты носить начала. Во всяком случае, на той неделе в норковой шубе заявилась. Чего вы еще хотите от нее?
— Любовники у нее есть?
— Как у каждой танцовщицы. У нее есть друг, вполне приличный господин.
— Вы его знаете?
— Как не знать.
— Иностранец, не правда ли?
— Теперь они все более-менее иностранцы. Франция, похоже на то, поставляет только верных мужей.
— Послушайте, Маршан. Дело гораздо серьезнее, чем вы предполагаете.
— Когда вы его сцапаете?
— Надеюсь, нынче вечером.
— Признаться, это стреляный воробей. Если мне не изменяет память, он раза два попадался с пустыми чемоданами и еще чем-то вроде. Сейчас он, похоже, на мели.
— Его имя?
— За кулисами все его называют мсье Жан. Настоящая его фамилия Бронский. Он чех.