Двое из ларца

22
18
20
22
24
26
28
30

– А что такое?

– Ай… –Он махнул рукой. – Давай-ка по глотку.

– А сколько сейчас по местному времени? – Гурский придвинул свой стакан.

– Двенадцать, без десяти, – взглянул на свои часы Василич и налил в стаканы самогон.

– Двенадцать, – Александр перевел часы. – Это у нас, значит, пять утра. То-то я чувствую…

– А ты поспи. Щас дерябнем, и поспи. Ехать-то еще…

– Да надо бы.

– Твое здоровье!

– Ваше, – Гурский чокнулся и выпил в три глотка половину чайного стакана ароматной крепкой янтарной жидкости.

– Нормально, Григорий? – подмигнул ему Василич.

– Отлично, Константин.

– Закусывай, не стесняйся.

– Да я и так.

– Вот и хорошо… А у меня, понимаешь, – Василич погладил жену по плечу, – такая вот беда. Струйкина Варвара Тихоновна, спящая красавица.

– А что плохого?

– Да нет… Не в этом дело. Она, понимаешь… ну, короче, прихожу я раз с работы, захожу в комнату, чего, думаю, телевизор орет? А она сидит на стуле, в телевизор глядит, глаза стеклянные, а там на экране – мультики. Ну, думаю, все! Съехала мать с ума окончательно на старости лет/ «Эй! – говорю. – Варвара, ты чего?» А она – ноль. И вижу я, что она ни мультиков этих, ни меня в упор не наблюдает. Я телек выключил, по щекам ее похлопал, потряс даже, она со стула на пол свалилась, а реакции – ну никакой. Я перепугался, «скорую» вызвал. Те приехали – что случилось? А я и объяснить ничего не могу, сам не пойму. Хорошо – этот вот, младший, с улицы пришел. Насилу разобрались. Оказывается, вот чего было.

Старший у нас магнитофон купил, видео крутить. А она, мать-то, чувствовала себя неважно. Ну-тут болит, там тянет, голова гудит, а по врачам ходить, ты ж понимаешь, никакого здоровья не хватит. Ну и взяла она где-то, у соседей, что ли, кассету с этим, с Кашпировским. Телесеанс его на ней записан был, прямо с телевизора; еще в те времена, когда он по ящику выступал. Поставлю, мол, все и рассосется. Ага… Ну и поставила. И вошла в этот, в транс. А в самом-то конце, там, где он говорит, дескать, на счет двадцать восемь вы проснетесь, даю, мол, отсчет: раз, два, – Витька, вредитель этот, – он кивнул на верхнюю полку, – мультики с телевизора записал. Ты понимаешь? «Кто ж тебе, гад, – говорю, – разрешил магнитофон трогать? Кассету чужую?» Да что с него… «Я перемотал,– ревет.– Я на чистое место…» Ну вот так он и перемотал, что самый-то конец и стер. Ну, врачи ей уколы какие-то, то-се, насилу растрясли. Но не до конца. Вроде как – знаешь? – поднять подняли, а разбудить забыли. Вот… Я уж ее и в Москву возил, профессор там ее смотрел один, вроде лучше стало, но все равно. То ходит по ночам, во сне, то наяву заговаривается. И главное – спать хочет постоянно, а боится. Вдруг, дескать, не проснусь? Такие вот дела… В Хабаровск вот возил, к бабке одной, та пошептала что-то, денег не взяла, сказала, чтобы еще раз через пару месяцев приехали. Уж и не знаю, что делать… Ты про такие случаи не слыхал? Может, у вас в Ленинграде кто лечит?

– Не слыхал, – признался Гурский.

– Вот и я не слыхал. Ну что, еще по одной?

– Ну… по последней, да я прилягу.