– Витька, ты пить хочешь? – спросила женщина у мальчишки.
– Не-а, – донеслось сверху.
– А есть?
– Не-а.
– Ну и как хочешь, – она сделала несколько глотков и подала мужу бутерброд с колбасой.– Закусывай.
– Нет. Дай-ка я рыбки…
– Сам и бери, чего – рук нет?
– Вот ворчит, вот ворчит. Приляг лучше, не бойся. Я разбужу, ехать-то еще… Приляг, чем ворчать-то.
– Ну так подвинься.
Василич привстал, жена его положила подушку поверх одеяла, улеглась, не раздеваясь, и, устраиваясь поудобнее, повернулась к стене.
– Давай-ка на вторую ногу встанем, – мужик сел на место и потянулся к бутылке.
– Мне чуть-чуть, – Гурский доедал куриную лапку.
– А мы всем по чуть-чуть. Как тебе продукт?
– Весьма.
– А ты говоришь… Свояк же ее, родимую, с любовью делает. Сколько в ней градусов, по-твоему?
– Сорок… может, чуть больше, из-за корня не понять.
– Ага! Пятьдесят не хочешь? А пьется мягко, – он налил по стаканам. – Давай, а то на одной-то ноге стоять долго неудобно.
– Ваше здоровье.
– Ага. Рыбку бери. Они выпили и закусили.
– Ну чего? Легчает на душе? Кто-то, очевидно, заблудившись, заглянул в купе, извинился и опять закрыл дверь.