– А я никуда и не отчаливал, – Адашев-Гурский сделал еще глоток и закурил новую сигарету.– Я трубку привез? Привез. А об другом, барин, разговора не было. Напущу полную ванну, чтобы с пушистой пеной, потом надену халат, вызвоню Татьяну и неделю на улицу выходить не буду.
– Ну, дело твое…
– А мы что, к тебе едем? – Александр взглянул в окно.
– К Ирине. Ты уж извини, но не могу я ее без присмотра оставлять. Я ж говорю, в нее стреляли. И пока я не разберусь, что к чему… Она, между прочим, деньги платит. И вообще.
– А вот это вот «вообще» – как?
– Что как?
– Ну-у… это самое.
– Да иди ты.
– Сам дурак.
Джип остановился во дворе. Гурский, забрав с заднего сиденья сумку, побрел за Петром к парадной.
– У тебя уже и ключи свои? – Александр приподнял бровь, глядя, как Волков отпирает дверь квартиры.
– И тапочки, – Петр пропустил Гурского вперед. – Проходи давай. Ира, это мы!
– Здравствуйте, – Ирина вышла в переднюю и протянула Александру руку. – Устали? Вон какие тени под глазами. Забирайтесь под душ, сами разберетесь, где что, а я пока что-нибудь перекусить…
– Минуточку, Ира, – остановил ее Гурский, доставая трубку. – Взгляните уж сразу, ваша?
– Ирина взяла трубку в руки.
– Да.
– Точно?
– Ну конечно, папина.
– Вот и хорошо, – Адашев снимал куртку. – А душ – это бы здорово. Там, в сумке, – пакеты. Петр, прокомандирствуй. Только бидон осторожнее, не переворачивай, я крышку подвязал, но…
Пока Гурский отмокал под душем, а Ирина хлопотала на кухне, Волков сел в кабинете покойного Гольдберга за письменный стол, включил настольную лампу и, разглядев трубку со всех сторон, осторожно отсоединил мундштук.