– Что? А то, что у каждого из них вся жизнь вокруг бабок крутится.
– У старика уже открутилась.
– В том-то и вопрос: когда?
– Что «когда»?
– Когда он от дел отошел окончательно? Лет пятнадцать назад, когда на пенсию вышел, или намедни, когда вообще от всего отошел?
– Ну…
– А что «ну»? Старик, если, конечно, верить его сыну, последнее время зашуган-ный какой-то ходил, дубинкой вооружился. Его украсть, в конце концов, пытались. А он еще, вдобавок ко всему, в тот же вечер трубку свою Сталину в руки сует. Это, по твоему мнению, нормальные будни простого пенсионера? У нас что, все бабули и дедули так свой век коротают?
– И вывод?,.
– А вывод – были у старика свои заморочки, о которых никто и не догадывался.
– Во-первых, что его запугивали, мы только со слов Виктора знаем, да и тот говорит, что это старческие бредни. Во-вторых, с палкой он стал ходить после инфаркта, а то, что она такая особенная, – так он всю жизнь с антиквариатом дело имел. В-третьих, на него напали – факт. А что украсть хотели – похоже, но не факт.
– А трубка?
– А вот трубка…
– Спрятал он ее, понимаешь? Спрятал.
– Ну да, здесь странность есть. Если в ней что-то уж такое ценное, мог бы и в доме схоронить. Или сыну отдать в казино.
– Понимаешь?.. Сыну не отдал и дома не оставил. Дома-то почему?
– Дома – дочь. Ей тоже, выходит, не доверял?
– Вот.
– Но она же наверняка всех его потаенных мест знать не может.
– А тебе откуда это известно? Словом, была у старика какая-то тайна. И очевидно, что опасения у него какие-то весьма серьезные тоже возникли. Недаром он в Москву намылился. Тайком ото всех.
– А трубку оставил, да? Такую для него ценную. Он же после закрытия выставки ушел, зал уже при нем запирали. И он знал, что до утра забрать ее не сможет. А билет у него – на вечерний поезд того же дня.