– Ну что? Расскажи нам свою историю, благородный дон.
Александр сделал зверское лицо, взвыл, а потом начал абсолютно спокойным голосом:
– Родился я в Кордове, где отец мой жил в полном довольстве…
– Ладно, Пашеко, завязывай, именем искупителя твоего, – прервал его Петр Волков. – А рожи корчить тебе, кстати, уже без надобности. Что за бомжатник?
– А вот вижу я по глазам вашим, что вы меня неправильно поняли…
– Да как же тебя понять, если ты и не говоришь ничего, пес смердящий? После совместного распития, что ли? На почве личной неприязни?
– Нет, Петр, – подчеркнуто официально произнес Гурский. – На меня наехали. Бандиты.
– Что за бред? Ты-то при каких делах? Вот ведь я же говорил – будешь к себе таскать по пьяни всяких, тебя не то что обнесут, тебя грохнут. Или хату отнимут. Душевный ты наш. Что за дела?..
– В том-то и вопрос.
– В чем?
– А в том, Петя, что я совершенно не понимаю, что, собственно, происходит в настоящий момент.
– Это у тебя с детства. Ты дело говори: что-где-когда. Почему кошатиной воняет? – Он взял со стола двумя пальцами за горлышко недопитую бутылку водки и приподнял на уровень глаз. – Первая?
– Первая,– кивнул Александр и показал пальцем на кухню. – Вторая – там. А запах… ну что запах – галлюцинация нагадила.
– В следующий раз она тебя сожрет. Который день?
– Петя, ну честное слово, я ж тебе говорю, не в том дело. Вломились, отмудохали, пока я в отрубе, – рот лентой, на голову черную шапку до пупа, руки назад. Перерыли всю хату и свалили. Все.
– А как вломились? Дверь вынесли, что ли?
– А то ты дверь не видел… Зачем ее выносить? Позвонили – я открыл.
– А глазок?
– Ну… Во-первых, он мутный, а во-вторых, в него заглядывать унизительно. И это даже – во-первых.
– Очень достойная позиция. – Петр достал пачку сигарет.