Ира тянула отца как могла. Самое худшее, что могла бы для него сделать — это оставить дома. Потому — работа, работа, работа. Она отвозила его в больницы, она забирала его домой. Она была рядом, тянула расходы на лечение и надеялась, что он будет таким же как прежде.
Зубы ведь всегда можно вставить. А волосы мужчине, судя по Веселову, не так уж и нужны. Но отец медленно прогорал. И Ирина гнала от себя мысль, что вскоре его не станет.
А чтобы её саму не доставала эта мысль, она так же погружалась в работу. И заставляла себя решать проблемы других. Вот только уже без чувства присущего ей ранее такта. Говорила на эмоциях, в лоб. Высказывала всё, что думает о клиентах, часто просто крича, пряча свои слёзы в глазах. Или плача с пациентами за компанию. Где ещё можно поплакать, как не на работе?
Отбросив этику, впервые она говорила правду как есть, без обработки и подготовки. Некоторые считали это новой методикой. Другие, кто знал её давно, пропускали мимо ушей. И каждый вновь и вновь акцентировал внимание на себе. А её слёз в глазах в упор не замечал.
А Ирине Олеговне было безумно тяжело. И возвращаясь домой без сил, опустошённая и бесцветная, она мечтала только о том, чтобы отдаться дикому безудержному сексу без мыслей и ограничений.
Какого же было её удивление, когда жизнь подкинула ей единомышленника. Он тоже занимался сексом, не думая. Отдавался процессу весь. Но что самое главное — это был первый мужчина, который обращал внимание не только на себя, но и смотрел на неё. Смотрел, слушал, и трахал, трахал, трахал.
Посторонний сексолог мог бы уверенно сказать, что Борис и Ирина совпали в ментальном и биологическом плане. Обоим следовало перебить внутренний диалог. И делали они это так, как подсказывала природа.
Почему же отец выступил категорически против того, чтобы она познакомила с ним Борю?
«Боится привязываться и делать мне больно?» — промелькнуло в голове: «И куда делся сам любимый сантехник?»
В этот момент и прилетело сообщение. Если весь чат погружался в тишину. То на этот номер она поставила максимальный звук на любое время дня и ночи.
«Сейчас буду».
Сердце затрепетало, учащая ход.
Цветаева махать веером перестала, моргнула, возвращаясь в реальность и снова посмотрела на Веселова и его лысину. Мало того, что по виду та на голове хоть блин пеки, по краям даже остатки волос не дадут убежать, так ещё и внутри — пустота.
Говорят, человек формируется как личность через прочитанные книги, просмотренные фильмы, постановки в театре. Но во всём, что говорил Веселом, была только мама. Начиная с одежды, которую подбирала ему без него на рынках и магазинах, и заканчивая выбором любимых блюд на завтрак, обед и ужин. Сам Веселом умел только улыбаться и убеждать её, что «его роза ещё не расцвела».
В качестве последней попытки открыть ему глаза, Ирина Олеговна перешла к ассоциациям. Сколько бы не было таких Веселовых по стране, они должны меняться или феминизм окончательно поднимет голову.
— Вот представим мощную сорокалетнюю бабу, что живёт с родителями, — начала издалека Ирина. — Представим, фамилия её Невеселова. Она грудаста, в теле. У неё остался ребёнок от брака. Девочка. Человек, который строит концепцию мира, основываясь на поведении матери перед глазами. А что он видит? Маму содержат родители. Они водят её по поликлиникам, записывают к парикмахеру, толкают тележку с продуктами. Ну или хотя бы дают список того, что купить…
Она присмотрелась к реакции, но Веселов лишь улыбнулся, внимательно слушая. Ирина протяжно выдохнула и продолжила:
— Не было никакого брака. Ребёнок после простой встречи появился. Мужик случайный был, но быстро сделал ноги. Невеселова просто попробовала разок что такое секс, в кой то веки убежав от родителей «к подругам». И разочаровалась.
— А почему разочаровалась?
— Потому что лежала как бревно. Большое такое грудастое бревно, которое шевелить нужно, чтобы имитировать движение. Ясно?
ebooksa