– Н-ну-у… я журналист. Скажу, что мы с Заславским Вадим Николаичем знакомы были, и меня смерть его потрясла до глубины души.
– И что?
– Петя… ну уж найду я, наверное, что сказать, а? У тебя телефон ее есть?
– Вон, на холодильнике. Черный блокнот.
Гурский подошел к холодильнику и взял блокнот.
– На букву «З», – подсказал Волков. Петр наполнил рюмки.
– Заславский?
– «Заморочки»
– «Автостоянка на Барочной. Какого хера!!!» – бегло читал вслух Гурский, раскрыв черный блокнот Волкова на странице, обозначенной буквой «З». – «Напомнить Бяше про Акима», «Фаина Георгиевна – таможня. Пропальпировать!!!» Это Раневская, что ли? – вскинул он взгляд на Петра.
– В самом конце ищи, – буркнул Волков.
– Ага, нашел, – кивнул Гурский, перелистнув страницу. – Я перепишу?
– Дерзай,– Петр взял в руки рюмку, взглянул на Веронику, затем на Андрей Иваныча и негромко и проникновенно произнес: – Ребяточки… какая это все, в сущности, херня, в сравнении с энтропией Вселенной и преображением души, а?
– О-о-о… – Гурский, заложив пальцем страницу, закрыл блокнот и направился из кухни, – все, я пошел.
– Блокнот оставь, – сказал Волков.
– Сейчас, перепишу и верну.
– Что ты, Петя, – понимающе сказал Андрей Иваныч и поднял свою рюмку, – о чем ты говоришь.:. А мне тут еще Александр и про телегонию рассказывал, так я чуть не разрыдался, ей-богу. Это ж такое… такое…
– Какое?
– Потом расскажу, давай выпьем.
– Давай.
Они выпили, взяли по кусочку лимона, обмакнули их в соль и с удовольствием закусили.