Шерше ля фам

22
18
20
22
24
26
28
30

– Н-ну-у… я журналист. Скажу, что мы с Заславским Вадим Николаичем знакомы были, и меня смерть его потрясла до глубины души.

– И что?

– Петя… ну уж найду я, наверное, что сказать, а? У тебя телефон ее есть?

– Вон, на холодильнике. Черный блокнот.

Гурский подошел к холодильнику и взял блокнот.

– На букву «З», – подсказал Волков. Петр наполнил рюмки.

– Заславский?

– «Заморочки»

– «Автостоянка на Барочной. Какого хера!!!» – бегло читал вслух Гурский, раскрыв черный блокнот Волкова на странице, обозначенной буквой «З». – «Напомнить Бяше про Акима», «Фаина Георгиевна – таможня. Пропальпировать!!!» Это Раневская, что ли? – вскинул он взгляд на Петра.

– В самом конце ищи, – буркнул Волков.

– Ага, нашел, – кивнул Гурский, перелистнув страницу. – Я перепишу?

– Дерзай,– Петр взял в руки рюмку, взглянул на Веронику, затем на Андрей Иваныча и негромко и проникновенно произнес: – Ребяточки… какая это все, в сущности, херня, в сравнении с энтропией Вселенной и преображением души, а?

– О-о-о… – Гурский, заложив пальцем страницу, закрыл блокнот и направился из кухни, – все, я пошел.

– Блокнот оставь, – сказал Волков.

– Сейчас, перепишу и верну.

– Что ты, Петя, – понимающе сказал Андрей Иваныч и поднял свою рюмку, – о чем ты говоришь.:. А мне тут еще Александр и про телегонию рассказывал, так я чуть не разрыдался, ей-богу. Это ж такое… такое…

– Какое?

– Потом расскажу, давай выпьем.

– Давай.

Они выпили, взяли по кусочку лимона, обмакнули их в соль и с удовольствием закусили.