– Да? А каким? – Александр чуть склонил голову к плечу.
– Ну, знаете… журналюги всякие, они не такие совсем.
– Вот, пожалуйста, – Адашев вынул из кармана легкой куртки редакционное удостоверение, раскрыл и продемонстрировал.
– Да нет, нет, – взмахнула руками хозяйка дома, – что вы, я вам верю!
– А почему?
– Ну-у… у вас такое лицо…
– Спасибо, – улыбнулся Гурский, убирая удостоверение.
– Что ж мы с вами здесь стоим, пойдемте наверх.
– Пойдемте.
Поднявшись по белой лестнице и повернув затем направо, они оказались в большой гостиной, обставленной на американский манер: два роскошных дивана, обтянутых натуральной кожей светло-бежевого цвета, располагались не возле стен, а составляли собою угол в центре комнаты (или, скорее, залы), обрамляя низкий стол, крышкой которого служило очень толстое стекло. Еще кое-какая мебель тоже, безусловно, в интерьере присутствовала, но, сколько бы она ни стоила, была не в счет. Два дивана в центре и крутой стеклянный стол были доминантой.
– Присаживайтесь,– Анна повела рукой в сторону диванов. – Коньяк? Виски?
– Вы знаете, я стараюсь не пить, – Гурский сел на диван и вытянул длинные ноги.
– Почему?
– Ну… для меня капля алкоголя – афродизиак. Очень глупо себя потом чувствую.
– «Афро…» что?
– Не важно. Короче, теряю над собой контроль.
– А-а… – улыбнулась Анна, – вы знаете, а наверное, нужно иногда делать глупости. Правила существуют, чтобы их нарушать, – она подошла к бару и взяла в руки бутылку «Хеннесси», – и получать от этого удовольствие. Разве не так? Будьте же мужчиной, а? ,
– Ну, раз уж вы настаиваете… разве что попробовать. – Адашев-Гурский поднялся с дивана, подошел к бару, взял в руки широкий стакан пиленого хрусталя, дунул в него, затем, приподняв на уровень глаз, посмотрел на свет и поставил на место: – Мне грамульку буквально.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Анна, – а то, вы знаете, мне так как-то… тяжело последние дни. Все эти похороны, соболезнования…
– Ох уж… – глубоко вздохнул Александр, – это понятно.