— Теперь, — восклицает он торжественно. — Все официально. — Затем он снова запрыгивает на стойку и крадет еще один кусочек огурца.
Я щурюсь, оценивая его.
— Что?
— Вот это все. — Я указываю розой в его направлении.
— Что именно? — Он смотрит вниз, а затем снова на меня.
— Вся эта уверенность. Я не понимаю, откуда она взялась. Ты никогда не был таким.
Он широко раскрывает глаза.
— Это плохо? — спрашивает он извиняющимся тоном с явной неуверенностью.
— Нет! — утверждаю я, ступая между его ног, положив руки на его бедра. — Мне это нравится, просто меня это застало врасплох.
Он смотрит с облегчением, берет меня за руку, держа ее на уровне моей груди между нами.
— В повседневной жизни, когда я здесь, уверенность вполне уместна.
Я киваю, как будто поняла, к чему он клонит.
— Рядом с тобой я здесь, внизу. — Он опускает мою руку так низко, как только может дотянуться.
— О, спасибо. — Я отдергиваю свою руку.
— Послушай меня, — успокаивает он, снова беря меня за руку. — Рядом с тобой я нижний, потому что не думал, что ты хочешь меня так, как хочу тебя я. И потому, что я был тем, кто облажался, и не знал, как это исправить. Я думал, что бы ни случилось, я все равно проиграю. Добавь к этому то, что ты так чертовски непостоянна. Я запутался, удивительно, что вообще выходил из дома.
— Ладно. А что насчет той ночи? Разве она не показала, что я хочу тебя?
— О, та ночь была изумительной, и переместила меня сюда, — он поднимает мою руку до уровня бедра.
— Все еще не здесь? — Я поднимаю ее до уровня, который он назвал «в повседневной жизни», что я воспринимаю как «рядом со всеми, кроме меня».
— Нет, — он качает головой. — Окрыленный, но полный сомнений. — Он опускает мою руку вниз. — Боится снова остаться с разбитым сердцем. — Моя рука опускается еще на два уровня. — И уверен, что ты никогда не захочешь такого парня, который…
— Парня, который…?