Сочинения в двух томах. Том 2

XV

Когда Гастон вынес Беатрису из ее дома и усадил ее в лодку, она была еще в бессознательном состоянии, и только когда они очутились наконец на бриге, где Вильтар велел отвести ей отдельную комнату, она пришла в себя и поняла, что случилось. Долгая ночь с пережитыми ужасами не могла, конечно, не отразиться на ней, она чувствовала себя так худо, что врач с «Лафайета» подверг ее тщательному осмотру, удовлетворившему даже Гастона; они оба сидели теперь около ее изголовья, думая только о том, как бы она скорее оправилась и окончательно пришла в себя. Не зная еще, как отразится на ней ее бегство, Гастон прекрасно понимал, что она покинула свой дом и свой город, который так любила, она пожертвовала своим добрым именем и тем почетом, которым пользовалась среди своих граждан. Он знал, что Венеция назовет ее теперь изменницей, а между тем кто был преданнее ее по отношению к своему отечеству? Это была благодарность ей за ее труды, ее считали изменницей ее соотечественники, а французы говорили про нее, что именно она — виновница смерти многих их соплеменников. Нигде в Италии она не могла уже найти себе теперь приюта, а Гастон, несмотря на свою близость к Наполеону, не мог тоже наверняка рассчитывать на то, чтобы он решился принять ее под свое покровительство. Будущее для них обоих не предвещало ничего хорошего и было очень пасмурно и темно.

Подобные размышления не давали покоя Гастону и тогда, когда врач объявил, что опасность для жизни миновала и что ей теперь только необходим сон и покой. Каюта, в которой она лежала, была очень тесна и едва освещалась маленькой масляной лампой; ей приготовили одну из офицерских коек, и она лежала в ней бледная и неподвижная, как мертвец. На вид она казалась совершенным ребенком, несмотря на весь свой ум и житейский опыт; белокурые волосы ее разметались по подушке и золотистым ореолом окружали ее голову, темные ресницы еще больше оттеняли бледность щек. Гастон смотрел на нее и все яснее сознавал, что чувство его за последнее время так окрепло, так развилось, что личной жизни без нее у него уже не может быть, что судьба их связала навсегда, а между тем он увозил ее из Венеции, из ее дома, куда и для чего, он сам не знал.

В данную минуту он довольствовался только тем, что мог сидеть рядом с ней, мог охранять ее сон и следить за ее покоем. Он совсем не заботился о том, что происходит на палубе, над их головой.

Гастон слышал тяжелые шаги матросов наверху, он слышал, как им раздавали оружие, но он думал, что это только предосторожность на всякий случай, и когда Вильтар вскоре вслед за тем зашел к нему в каюту, он его даже не спросил об этом. Так как Жозеф Вильтар никогда долго не мог посидеть на одном месте, он и теперь забежал, по-видимому, на одну минуту, чтобы узнать, как себя чувствует маркиза.

— Как дела, старина, лучше? — спросил он Гастона.

— Да, Вильтар, кажется, теперь она спит. Войди сюда и скажи, как ты ее находишь.

Вильтар вошел на цыпочках и бросил быстрый взгляд на распростертую перед ним маркизу.

— Поздравляю тебя, Гастон, она действительно — красавица. Но я боюсь, что шум наверху разбудит ее, надеюсь, впрочем, что мы скоро справимся с ними, — сказал он задумчиво, — а затем — свидание с генералом и лагерь, не так ли, Гастон?

Гастон ничего не ответил и продолжал смотреть на Беатрису. Вильтар, потирая от удовольствия руки, весело направился к дверям каюты.

— Ланжье решил принять самые решительные меры, — сказал он, — кажется, он собирается стрелять в форт.

— Но ведь это против договора, Вильтар?

— Да, конечно, но ведь согласись сам, милый Гастон, что вообще многое было сделано против договора. Эти господа стреляют в суда дружеской нации и воображают, что мы будем снимать перед ними шляпы. Хорошо, мы это сделаем, но в другой руке зато будем держать зажженный факел. Генерал ведь тоже не особенный любитель разных договоров, а мне он безусловно доверяет. Я думаю, что поступаю правильно, Гастон.

— Удивительно, право, удивительно, Вильтар, надо будет записать это на память; Вильтар поступает правильно. Вопрос только в том, как это понравится генералу.

— Дело в том, что, может быть, я и забуду спросить его мнение по этому поводу… Береги эту женщину, Гастон, она может обойтись нам очень дорого.

— В таком случае отправляйся наверх и прикажи там людям не так шуметь. Они точно с цепи сорвались. Слышишь, наверху как будто раскаты грома?

— Да, наверное, скоро будет буря и гроза, мой милый.

И с этими словами очень довольный собой Вильтар направился на палубу и, отыскав там Ланжье, стал вместе с ним следить за приготовлениями к предстоящему маневру.

— Ну, как дела, капитан? — спросил Вильтар Ланжье.

— Дела наши плохи, — ответил тот, — как вы видите, ни малейшего ветерка.