Чуть свет, с собакою вдвоем

— Цитата дня в моем календаре с цитатами дня. Я просто так говорю.

Барри вздохнул и поднял стакан:

— За моего внука Сэма.

Они сидели в пабе в Бингли. Где родился Потрошитель. Надо мемориальную табличку повесить. Уже история Древнего мира. На сей раз за младенца пили только они двое — динозавры, уцелевшие с доисторических времен.

— Если не эволюционируешь, останешься в хвосте, — сказал Барри.

— Если не эволюционируешь — умрешь, — сказала Трейси.

Эми в детстве не крестили.

— Да мы не особо верующие, — сказал Барри.

Но крестили ее после катастрофы, когда она лежала на искусственном жизнеобеспечении. «На всякий случай», — сказал Барри. Цеплялись за соломинки. Эми выкарабкалась, а Сэм нет. Иван валялся в другой палате, мухой в паутине висел на растяжках. Барри и Барбара навестили его лишь однажды — поговорить о том, чтоб отключить красивые блестящие железки и предать Сэма вечности.

— Ты не понимаешь, — сказала Барбара Крофорд в крематории, когда Трейси подошла с соболезнованиями. — У тебя нет детей, нет внуков. Лучше бы на их месте была я.

А родители Трейси — они бы пожертвовали собой ради ее спасения? Большой вопрос. После смерти отца мать подзадержалась, и на излете создавалось впечатление, что без Трейси она не уйдет. У матери ДНК скорпиона, способна ядерную зиму пережить. Но рак в конце концов ее доконал. Никто не вечен, даже Дороти Уотерхаус. Она умерла, пускай бриллианты и тараканы наследуют землю себе на здоровье.

Конечно, Барбара Крофорд права. С Трейси ничего подобного не случалось. Никакой всепоглощающей, нутряной любви, за которую жизнь готова отдать. Может, один раз, с ребенком Кэрол Брейтуэйт в адской квартире в Лавелл-парке. И вот теперь, с этим осколочком человека, что сидит в тележке. Неясно, можно ли назвать это любовью, но, так или иначе, хочется рыдать, и не важно, живы твои дети или умерли.

Эми, дочь Барбары и Барри, не жива и не мертва, зависла посередке. В «учреждении». Часто Барбара к ней ездит? Каждый день? Раз в неделю? Со временем все реже?

Трейси однажды заезжала. В голове сплошной Дисней — Белоснежка, Спящая красавица. Идиотизм, а не система образов. Хотелось это все прекратить, сделать Барри с Барбарой подарок, какого они сами не могли себе позволить. Больше Трейси не ездила. До сих пор перед глазами Эми на свадьбе — танцует с отцом, гигантская юбка подвенечного платья плющится об его черные брюки, у него в петлице комический цветок. Эми замерла навсегда — спящей сказочной принцессой, и у сказки не будет конца, счастливого или же иного. Что там Барри говорил? Потом умираешь, а потом ничего. Хотя, конечно, для этого и умирать не обязательно.

А вот Сэм умер. Разодран на куски в автокатастрофе, за рулем был его отец Иван. Почти втрое превысил ограничение скорости, «гнал, как маньяк», по словам свидетеля. Оказался-таки Иваном Грозным. Зачем Эми с ним поехала, да еще с ребенком? Теперь и не узнаешь, слишком поздно. Ивана посадили ненадолго — судья учел тот факт, что Иван «уже заплатил слишком высокую цену за день, о котором будет жалеть до конца жизни».

— Херня, — высказался Барри.

Невыносимо было смотреть на Барри Крофорда, когда он шел по проходу в церкви, спотыкаясь под весом белого гробика.

— Тяжелый, — сказал он потом Трейси, — а внутри ведь такой малыш.

Глаза красные, омыты виски. Бедный ты ублюдок. Годом раньше по тому же проходу он вел дочь к жениху. Ивана скоро выпустят. Может, Барри его убьет, едва тот ступит в мир свободных людей. Порой Трейси подумывала убить Ивана самой, ради Барри. Секретная операция. Почти не сомневалась, что провернет идеальное убийство, если подопрет. У всех внутри убийца, ждет, когда выпустят на волю, просто одни терпеливее других.

— Как дела? — переспросила Барбара, словно вопрос требовал серьезных размышлений, а не вежливого ответного приветствия. — Ой, ну так, — неопределенно ответила она, взяла банку горошка и уставилась на нее, будто инопланетянин только что вручил ей сей предмет со словами: «Вот чем мы питаемся на нашей планете».