– Здесь будет в самый раз! – сказал он.
Тот кивнул и начал снижаться. Приземлившись, он не остановил двигатель.
Мужчина в пестрой рубахе вытащил острый нож и перерезал шнуры, связывавшие пленника. Потом показал на тяжелую канистру, лежащую под сиденьем.
– Если будешь распоряжаться с умом, этой воды тебе хватит на пару дней.
Марк Милошевич смотрел на него выпученными от ужаса глазами.
– Вы что, хотите оставить меня посреди пустыни? – дрожащим голосом спросил он.
– Мы всего лишь выполняем приказ.
– Но почему? – чуть не рыдая, воскликнул Милошевич. – Почему? Ведь туарег простил меня!
– Туарег может делать, что ему хочется, – спокойно ответил итальянец. – Но синьор Феррара не прощает тебя, потому что ты причастен к смерти лучшего друга его сына…
– Но я его не убивал! Это сделали наемники!
– Мы это знаем и в свое время займемся тем, кто стрелял. Однако ясно, что все началось из-за твоего тупоумия. Так что – вниз!
– Вы не можете это сделать! Это убийство!
Не обращая внимания на вопли, итальянец открыл дверцу и вытолкнул Милошевича наружу, затем с сарказмом спросил:
– Не ты ли искал приключений и эмоций, захотев принять участие в гонках по пустыне? Так вот, теперь у тебя есть возможность пережить самое настоящее приключение и испытать настоящие эмоции!
Он громко хлопнул дверцей и жестом велел пилоту подниматься. Вертолет тут же набрал высоту и вскоре исчез.
Марк Милошевич долго не мог прийти в себя.
Он лежал на песке, вцепившись в канистру, ослепленный взвесью, поднятой в воздух лопастями вертолета. Только когда в уши ему ударила тишина, он понял, что остался один и никто за ним не вернется.
Сел, прислонившись спиной к одному из камней, которые, казалось, были рассеяны по пустыне по прихоти какого-то пьяного циклопа. Потом попытался встать, но остался на месте.
Куда ему идти? Его приговорили к смерти, и он это знал. Причем приговорили к одной из самых жестоких смертей, до которой не додумался бы самый злой из бедуинов. Только рожденные очень далеко от Сахары были способны на это.
Вдобавок ко всему его обеспечили водой, чтобы растянуть агонию.