Сэндвич с пеплом и фазаном

22
18
20
22
24
26
28
30

Мой отец вырос в эпоху, когда джентльменов учили, что вежливость — это все и что единственный верный способ проиграть филистерам[3] — утратить самообладание и признать, что они тебя задели. Годы в японском лагере военнопленных отшлифовали его способность сохранять каменное спокойствие в ответ на оскорбления.

«Прошу, входите», — произнес он, указывая на парадную дверь.

Мне хотелось слегка стукнуть его и одновременно обнять. Гордость за родителей иногда принимает странные формы.

«Какой оригинальный вестибюль! — воскликнула Дорси Рейнсмит. Ее голос был резким, как вонь старого сыра, и слова неприятным эхом отразились от темных стен. — У нас были такие же проблемы с трескающимся лаком в нашей гостиной в Торонто, верно, Райерсон? Наш подручный Смизерс говорит, что это вызвано либо перегревом, либо переохлаждением».

«Или возрастом», — предположила я.

Отец пронзил меня ничего не выражающим взглядом, но я догадалась, что он хотел им сказать.

В гостиной Рейнсмиты без приглашения уселись в самые удобные кресла, тогда как отцу и мне пришлось устроиться на свободных стульях.

Через идеально выверенный промежуток времени появился Доггер, предложив чаю. Я заметила, что Рейнсмиты впечатлились.

«Благодарю, Доггер, — сказала я. — И пожалуйста, передай нашу благодарность миссис Мюллет».

Это была игра, в которой упражнялись мы с Доггером: игра, правила которой были настолько тонкими, что за пределами нашего узкого семейного круга никто не мог ничего уловить.

«Не за что, мисс Флавия, — ответствовал Доггер. — Нам доставляет удовольствие служить вам».

«Да, спасибо, Доггер», — сказал сбитый с толку Райерсон Рейнсмит, изо всех сил стараясь оставаться на плаву.

«И спасибо вашей миссис Мюллет», — добавила его жена.

Доггер изобразил в их адрес трехпроцентную улыбку и испарился, как он умеет.

Вскоре в гостиную пришли Даффи и Фели, изображая горечь утраты при мысли о моем отъезде. Со сводящей с ума вежливостью они обменялись несколькими репликами с Рейнсмитами и отчалили — одна к книжке, вторая к зеркалу.

Однако нет смысла ворошить пепел того тягостного дня.

Было решено, что Рейнсмиты будут моими компаньонами по пути в Канаду и доставят меня прямо к порогу женской академии мисс Бодикот.

«Компаньонами? — переспросила Даффи, когда они отбыли. — Цицеронами, скорее. Вот подходящее слово. Флавия и ее великое путешествие — подумать только! Надеюсь, ты это ценишь, везучая гусыня. Я бы отдала все на свете, чтобы оказаться на твоем месте».

Я швырнула в нее теннисной ракеткой, но промазала.

Плетясь по палубе корабля следом за Райерсоном Рейнсмитом, я скучала по Даффи. По крайней мере, Даффи — моя плоть и кровь и ей легко бросить вызов. Райерсон Рейнсмит, напротив, запомнит этот миг до конца своих дней. Будет рассказывать своим вонючим внукам, когда сам превратится в дрожащий пудинг в инвалидном кресле.