— Сын мой, — обратился к нему Ламме, — у тебя ни стыда, ни совести: вот уже четыре дня ты где-то шляешься, бегаешь к податливым девицам, ночуешь
— Послушай, Ламме! — молвил Уленшпигель. — Человек, для которого в той упоительной битве, что зовется любовью, одна — это все, а все — это одна, не должен легкомысленно торопиться с выбором.
— А про Неле ты забыл?
— Неле далеко, в Дамме.
Он все еще грустил, а град усиливался, когда мимо них, накрыв голову подолом, пробежала молоденькая смазливая бабенка.
— Эй, ротозей, о чем это ты замечтался под деревом? — крикнула она.
— Я мечтаю о женщине, которая накрыла бы меня подолом от града, — отозвался Уленшпигель.
— Вот она, — сказала бабенка. — Вставай!
Уленшпигель встал и направился к ней.
— Ты опять меня бросаешь? — вскричал Ламме.
— Да, — отвечал Уленшпигель, — а ты ступай
— Я последую твоему совету, — сказал Ламме.
Уленшпигель приблизился к бабенке.
— Подними мне юбку с одного боку, а я с другого, и побежим, — предложила она.
— А зачем бежать? — спросил Уленшпигель.
— Я бегу из Мелестее, — отвечала она. — Сюда нагрянул профос Спелле с двумя сыщиками и поклялся, что перепорет всех гулящих девок, которые не захотят уплатить ему пять флоринов. Потому-то я и бегу, и ты тоже беги и в случае чего защити меня.
— Ламме! — крикнул Уленшпигель. — Спелле в Мелестее! Беги в Дестельберг, в «Звезду Волхвов»!
Ламме в ужасе вскочил и, поддерживая обеими руками живот, пустился бежать.
— А куда этот толстый заяц помчался? — спросила девица.
— В норку, где мы с ним должны свидеться, — отвечал Уленшпигель.